Словом, «мычанье тоски по смутно вспомненной национальной идее», «духовным ценностям», прорвавшееся после многих лет вытаптывания этих ценностей, привлекает Солженицына, не закрывающего, впрочем, глаза на то, что идея эта «казенно вывернута», «разряжена в компатриотический лоскутный наряд», что автор то и дело «повторял коммунистическую присягу, лбом стучал перед идеологией, кровавую революцию прославлял как „красивое праздничное деяние“ – и тем самым вступал в уничтожающее противоречие».
Однако статьи эти, по мнению Солженицына, чужеродны духу Передового учения, что и ухватила официальная пресса, «лупанув» по ним.
Решение «Нового мира» влиться в общее «ату» Солженицын называет «несчастным», хотя эмоциональный толчок к нему оправдывает: тут и соображения новомирцев, что «"эта банда" кликушески поносит Запад… как псевдоним всякого свободного веяния в нашей стране», и стремление «расплатиться за свою вечную загнанность: изо всех собак, постоянно кусающих „Н. мир“, одна провинилась, отбилась – и свои же кусают ее». Однако, напоминает он русскую пословицу, «волка на собак в помощь не зови».
Статья же Дементьева вся вопреки этой пословице. Начиная с давней истории, иронизирует Солженицын, не может критик без тряски слышать о каких-то пустынножителях или «допустить похвалу 10-м годам, раз они сурово осуждены т. Лениным и т. Горьким; уже по разгону, по привычке… дважды охаять „Вехи“: „энциклопедия ренегатства“, „позорный сборник“… И что такое патриотизм, мы от Дементьева доподлинно узнаем: он – не в любви к старине да монастырям, его возбуждать должны „производительность труда“ и „бригадный метод“…» Разбирая тезис за тезисом Дементьева, выписывая унылые штампы: «свершилась великая революция!», «моральный потенциал русского народа воплотился в большевиках», обнажая унылый догматизм статьи, ее затасканный пафос, Солженицын неумолимо подводит читателя к тому, что (так получается!) составляет главную заботу автора: «Угроза? Есть конечно, но вот какая: „проникновение идеалистических“ (тут же и с другого локтя, чтоб запутать) и „вульгарно-материалистических“… „ревизионистских“ и (для баланса) „догматических… извращений марксизма-ленинизма!“. Вот что нам угрожает! – не национальный дух в опасности, не природа наша, не душа, не нравственность, а марксизм-ленинизм в опасности, вот как считает наш передовой журнал! И это газетное пойло, – резюмирует Солженицын, – это холодное бессердечное убожество неужели предлагает нам не „Правда“, а наш любимый „Новый мир“,
В недавних полемиках по поводу разгона «Нового мира» стороны поляризовались и вокруг письма одиннадцати литераторов, напечатанного в «Огоньке». А что же Солженицын? По логике тех, кто считает порицание статьи Дементьева одобрением письма одиннадцати, Солженицын должен высказать поддержку этому письму. Не могу удержаться, чтобы не привести из уже многократно цитированного мною «Теленка» слова «одобрения»: «… а тут подхватились самые поворотливые трупоеды – „Огонек“ – и дали по „Н. миру“ двухмиллионный залп – „письмо одиннадцати“ писателей, которых и не знает никто… последние следы спора утопляя в политическом визге, в самых пошлых доносных обвинениях: провокационная тактика наведения мостов! чехословацкая диверсия! космополитическая интеграция! капитулянтство! не случайно Синявский – автор „Н. мира“!.. Да ведь как аукнется, – безжалостно итожит Солженицын. – Ведь и Дементьев пишет: в опасности – марксизм-ленинизм, не что-нибудь другое. Волка на собак в помощь не зови».
В дискуссиях последних лет вокруг этих проблем точка зрения Солженицына, как нетрудно убедиться, не была заявлена, меж тем как она представляется наиболее продуктивной и равно противостоящей как догматизму борцов за «высшую форму демократии», так и идеологии, которой вдохновлено письмо одиннадцати. Солженицын именует их «компатриотами», иронически переосмысляя несколько устаревшее слово французского происхождения (compatriote – соотечественник) как сокращение от «коммунизма» и «патриотизма», а само сочетание «русскости» и «коммунистичности» называет «противоестественным», как помесь «дворняжки со свиньей». Солженицын не только не близок этой идеологии (в чем порой нас сегодня пытаются уверить, сваливая в одну кучу противоположные идеи), но дает «компатриотству» самую уничтожающую характеристику, предвидя рост его влияния и грядущую опасность.
Еще в 1974 году, вскоре после изгнания Солженицына из СССР, вышел сборник «Из-под глыб», подготовленный в Москве, в котором кроме Солженицына участвовали М. С. Агурский, Е. Б. Барабанов, В. М. Борисов, Ф. Корсаков и И. Р. Шафаревич, ознаменовавший раскол движения, дотоле казавшегося общим, «диссидентским», на две ветви.