Коммерция (август 2007)

Третья Россия, забытая Ахматовой, всегда была. Это, что называется, люди промежуточные - не злодеи, и не жертвы, и даже не хор. Это театральный статист, на которого никогда не обращают внимания, средних лет обыватель, более всего думающий об утеплении окна и сдаче квартального отчета, с добродетельной и недалекой супругой, озабоченной добычей котиковых бот, и сыном-балбесом, озабоченным сокрытием двойки по немецкому языку. Это громадное сословие «простых людей», которые потом сделались «метафизически виноватыми», хотя значения этих слов они никогда не поймут. Они доверялись течению эпохи тогда и так же существуют теперь. Быть может, по глупости, но никак не по злонравию. Обыватели - не Авели, но и не Каины, и не ими «все расхищено, предано, продано». Они - тривиальные люди. Может быть, по социальному самочувствию тривиальных людей и следует судить о справедливом мироустройстве. Потому что справедливость - это не «поровну» и не «по заслугам», а «милосердно и нецелесообразно». Как иначе - невозможно себе представить.

Павел Пряников Еда и воля

Дефицит продуктов питания как психологический феномен

Когда сегодня нам рассказывают об ужасах советской действительности, обязательно поминают пресловутый продовольственный дефицит. Это один из самых стойких и зловредных пропагандистских штампов. Надо сказать, что в реальности ничего такого не было. В погоне за колбасой «по два девяносто» советский человек не замечал, что вокруг продаются прекрасные товары по чрезвычайно доступным ценам.

Начиная с 1979 года, когда мне исполнилось семь лет, мама регулярно брала меня с собой на Бутырский колхозный рынок. Рыночные ряды с продуктовым изобилием производили сильное впечатление.

Как сейчас помню парное мясо по 3-5 рублей за килограмм, картошку по 20 копеек, ананасы и арбузы среди зимы. У регулярно отоваривавшихся на рынке постепенно складывался свой круг продавцов. Больше всего удивляли лица и поведение торгующих - на их фоне работники советских магазинов казались агрессивными андроидами. А здесь были люди, яркие, живые. Мед мы из года в год покупали у старовера из Псковской области, зелень - всегда у одних и тех же грузинок: майоран, эстрагон, базилик, шнит-лук, чабрец, черемша; если мама набирала у них товара рубля на два-три, торговки выдавали мне в подарок свечку чурчхелы. Овощи мы брали у бабушки из подмосковной Икши, молочные продукты - у волоколамского старичка.

Среди продавцов на тех рынках почти не было русской молодежи, зато какие старики и старушки стояли за прилавками! С какими шутками и присказками они отвешивали квашеную капусту и соленые помидоры, черную редьку с дмитровских супесей или огурцы из окской поймы. А дагестанцы, продающие баранину, а узбеки с дынями и пряностями! А интеллигентные старушки с Чистых прудов - на Черемушкинском рынке у них был свой угол, где они продавали черенки, отводки и сами комнатные растения.

Московские рынки не только снабжали население прекрасными продуктами, но еще и были советской полуподпольной агорой. Тут из рук в руки, под прилавком пятидесятники передавали Библии, горские евреи - латунные, паянные в гаражах семисвечники; здесь всегда можно было узнать последние новости о маньяке Фишере и дате наступления конца света.

Колхозный прилавок разделил СССР на две неравные части: патерналистскую страну, чьи подданные доверили государству не только свои права и обязанности, но и свой быт, и страну инициативную, страну людей, считавших жизнь своим частным делом, за которое они готовы были нести ответственность. Примечательно, что в советском обществе был наиболее свободен человек, вышедший на пенсию. Благодаря старикам пенсионерам СССР и жил так долго, а под конец своей истории - даже счастливо.

Вопреки распространенному мнению, изобиловала едой и провинция. Мой отец был капитаном пассажирского теплохода, и с 1981-го по 1985 год я каждое лето ходил с ним по Оке, Волге, Ладоге и прочим водным артериям. Помню, гуси в Лашме (городок на Оке, недалеко от Константиново, деревни, где родился Есенин) стоили 5 рублей за тушку - а она обычно тянула килограмма на три или четыре. Литровая банка земляники там же - 1 рубль. В Карелии за те же деньги можно было купить банку морошки. Ящик рыбы (10-12 кг) на реке Медведице обходился в 5 рублей, а литровая банка черной икры в Астрахани - в 20 целковых.

Миллионы людей в те годы выезжали по выходным в лес за грибами или же отправлялись на свои участки, благо в позднебрежневское время шесть-десять соток земли легко можно было получить бесплатно. Несомненно, куда лучше было проводить выходные на диване с увесистым томиком «на языке оригинала», - но признайтесь, многие ли из тех, кому СССР запомнился только пустыми полками, предавались высокоинтеллектуальным читательским упражнениям?