Коммодор Хорнблауэр

На самом деле все эти слова были адресованы красивому бледному молодому человеку, сидящему в темном углу комнаты. На шахматной доске международной политики морской министр имел куда меньший вес, чем его властелин. Другие короли, воюя, рисковали потерей одной-двух провинций, рисковали своим величием и славой, но российский царь, наиболее могущественный и автократичный среди них, рисковал самой своей жизнью — отрицать это было невозможно. Одно слово царя могло отправить вельможу в Сибирь, другое — двинуть полмиллиона человек в огонь войны, но если бы ее исход оказался бы неудачным, то царь заплатил бы за это собственной жизнью. Военное поражение, мгновенная утрата контроля за своими царедворцами или гвардией — и царь обречен. Сперва он потеряет трон, а после неизбежно будет убит — такова была судьба его отца и его деда. Если он будет бороться и потерпит неудачу, или если он не будет бороться и потеряет престиж, итог будет один — шелковый шарф, обмотанный вокруг глотки или дюжина клинков, вонзенных между ребер.

Раздались серебристые звуки боя часов, стоящих на консоли у стены.

— Четыре часа, вы слышите, ваше превосходительство? — заметил Хорнблауэр. Он дрожал от возбуждения, кипевшего внутри и чувствовал себя слабым и опустошенным.

— Действительно, бьют часы, — ответил министр. Он заметно боролся с отчаянным желанием оглянуться и посмотреть на царя, — что касается часов, то я глубоко сожалею, что им пришлось напомнить мне: если я задержу вас дольше, вы можете опоздать на прием у императора.

— Конечно же, я не должен опаздывать на него, — произнес Хорнблауэр.

— Я должен поблагодарить вас за прямоту, с которой вы изложили свои взгляды, капитан. Надеюсь, буду иметь удовольствие встретить вас позже, на приеме. Его превосходительство гофмаршал проводит вас в Таврический зал.

Хорнблауэр поклонился, все еще удерживаясь от того, чтобы взглянуть на царя и ухитрился выйти из комнаты не поворачиваясь к царю спиной и при этом не делая этого слишком очевидно. Они снова протиснулись мимо казаков и спустились по лестнице на первый этаж.

— Будьте добры сюда, сэр.

Глава 12

Лакей распахнул очередные громадные двери, и они вошли в просторную комнату, величественный потолок которой словно растворялся в куполе высоко над их головами. Стены были сплошь покрыты мрамором и золотом, а тут и там в зале группками стояли люди: мужчины, в мундирах всех цветов радуги и женщины в придворных платьях с тренами и прическах, украшенных страусовыми перьями. Ордена и драгоценности отражали сияние бесчисленных свечей.

Несколько мужчин и женщин, смеясь и перебрасываясь шутками на французском, повернулись навстречу Хорнблауэру и гофмаршалу.

— Честь имею представить, — начал Кочубей. Это была долгая церемония: княгиня Такая-то и баронесса Этакая, герцогиня Как-ее-там, красивые женщины, дерзкие и скромницы. Хорнблауэр кланялся снова и снова, звезда ордена Бани тяжело ударяла его в грудь всякий раз, как он выпрямлялся.

— За обедом вы будете кавалером графини Канериной, капитан, — сообщил гофмаршал и Хорнблауэр вновь поклонился. «Весьма польщен» — проговорил он.

Графиня была самой смелой и красивой из всех; ее темные глаза влажно блестели под изящными арками бровей. Ее лицо представляло собой совершенный овал цвета лепестков роз, а великолепная грудь в глубоком вырезе придворного платья белела как снег.

— Как известный иностранный гость, — продолжал гофмаршал, вы будете представлены сразу же после послов и министров. Непосредственно перед вами будет посол Персии, его превосходительство Горза Хан.

Гофмаршал указал на мужчину в тюрбане и бриллиантах — то что Хорнблауэр должен был следовать за ним, можно было считать благословением судьбы — перса можно было легко различить в любой толпе. Придворные смотрели на английского капитана, удостоившегося небывало высокой чести, со все возрастающим интересом; графиня поглядывала на него оценивающе, но гофмаршал прервал обмен взглядами, продолжив взаимные представления. Теперь с Хорнблауэром раскланивались джентльмены.

— Его Императорское Величество, — вставил гофмаршал, заполняя паузу в разговоре, когда презентации были, наконец, закончены, — будет в мундире Семеновского гвардейского полка.

Хорнблауэр поймал взгляд Уичвуда, стоящего на противоположной стороне комнаты, с меховой шапкой подмышкой; рядом с ним стоял Боссе — англичанина и шведа как раз представляли другой группе придворных. Они обменялись легкими кивками и Хорнблауэр несколько рассеянно вернулся к разговору собравшегося вокруг него кружка. Графиня расспрашивала его о кораблях эскадры, и он попытался рассказать ей о «Несравненном». Через дальние двери в зал вошли в колонну по два солдаты — высокие молодые люди в кирасах, блестящих как серебро — скорее всего, это и было серебро — и в серебряных шлемах, над которыми раскачивались султаны из белых перьев.

— Кавалергарды, — пояснила графиня, — всё это молодые люди благородного происхождения.