Коммуналка 2: Близкие люди

Не в дожде, что шелестит по ту сторону стекла. И не в маге.

— Странно.

Он садился.

Ему бы лежать, но разве можно заставить мужчину, твердо решившего, будто он совсем-совсем даже почти уже здоров, лежать? И Астре оставалось лишь хмуриться и взбивать подушку.

Пытаться.

Подушку у нее отбирали, чтобы запихнуть под спину.

— Казимир не звонил?

— Я… позвонила.

И звонок этот дался нелегко. Астра целый вечер решалась-решалась и никак не способна была решиться, а потом раз и сняла тяжелую трубку, и даже голос не дрогнул, когда попросила соединить ее с номером…

Соединили сразу.

И ответили тоже сразу. И выслушали.

— И что он?

— Сказал, чтобы ты выздоравливал. И что… исследования пока приостановлены. Ввиду инцидента… что, возможно, заражение произошло именно из-за них…

…и это ложь, пусть озвученная сухим равнодушным голосом. Никто из тех, спрятавшихся в подвале, не был виноват, что человек едва не стал нежитью, как не был виноват и сам человек.

— А про… остальное?

— Сказал, чтобы ты выздоравливал. Что… пока наблюдают.

Она даже вышла во двор, пытаясь понять, кто именно наблюдает и как, но не поняла, только промокла и озябла. А вернувшись, увидела, что девочки уснули, как обычно, на кровати, заняв ее всю.

— Хорошо, — маг говорил с трудом, и часто сглатывал, и кадык на тощем его горле дергался, и видно было, что глотать ему тяжело, неудобно, как и говорить.

И он замолкал.

Астра же присаживалась на край кровати. Ее сил, которых стало намного больше, чем прежде, все равно не хватало. То есть, хватало, чтобы очистить бронхи и с легкими поработать, восстанавливая их, чтобы снять хроническое воспаление в почках и камни в желчном пузыре растворить.

Она исправляла все потихоньку.

Понемногу.

Но вот усталость… она мешала, и всякий раз получалось, что эта вот усталость все портила. Будто сам маг не желал меняться.

Бестолочь.

— У тебя сила прохладная, — он закрывал глаза и откидывался на подушку. Дыхание выравнивалось, становилось глубоким и чистым. — Как вода летом… ключевая… там, где я рос, был ключ. Недалеко от дома. И мы бегали за водой. Леденющая даже летом…

— Нельзя летом пить леденющую воду.

Наверное, нужно было говорить о другом, о по-настоящему важных вещах, которые волновали Астру. О девочках вот. Сколько им сидеть в квартире? Вдвоем им не скучно, но все равно, нельзя же прятаться вечно. А отпускать их в сад или хотя бы во двор страшно.

Об Эвелине.

И Тонечке, которая вдруг стала Антониной, как-то сразу и вдруг, и значит, что-то тоже у нее случилось. А что? Она по-прежнему уходит из дому и возвращается с цветами, однако больше не пытается играть в другого человека, легкого и веселого. И это заметила не только Астра.

О Ниночке, что стала заплетать волосы в косу и больше не носит чулки. И платья тоже не носит, то есть носит, но совсем другие, коричневые и строгие, будто и не ведьма даже.

Про Калерию.

И ту девушку, что дважды приходила к ним, вчера вот тоже, но Астра услышала ее раньше других и дверь открыла, и, заглянув в звериные желтые глаза, сказала:

— Уходи.

А девушка взяла и послушала.

Наверное, так не стоило, зачем ей, Астре, лезть в чужую жизнь? Но почему-то все равно это казалось правильным.

— Когда мне было шесть, я влюбился, — Святослав подвигался так, чтобы ей было удобно, хотя Астре совсем даже не было нужды прикасаться к нему. Но ей хотелось.

Вот просто хотелось.

И плевать, что кожа раскаленная, влажная от пота. А маг хмурый. Он не любит себя сейчас, никто не любит себя слабым, но он вот терпит.

— В кого?

— В соседку. Ей было двенадцать… странно, я многое не помню из той жизни, хотя у нас память куда лучше, чем у обычных людей, но все-таки детство — это детство. И да, все равно многого не помню… а ее вот помню. Ей двенадцать, и она живет в доме по соседству. Она порой приходит, чтобы помочь нам. У меня было много братьев и сестер… и не было, но есть, только…

Он замолчал, подбирая слова. А Астра и так поняла — они чужие. Родные по крови, но все равно чужие люди. И даже если случится встретиться, то… что будет?

Наверное, ничего.

Ее вот тоже не тянет встречаться с другими дивами, хотя, наверное, можно было бы.

— У нее были рыжие волосы. Яркие-яркие. И никаких веснушек. А глаза зеленые. Мама называла ее ведьмой, но не знаю, просто так или вправду она ведьмой была… она умела смеяться. Я сказал, что, когда вырасту, то женюсь…

Зачем он говорит это?

И почему Астре категорически не нравится слушать? Что ей до той девочки, у которой наверняка давным-давно есть семья и собственная жизнь, и забыла она о влюбленном мальчишке, если вообще знала, что он влюблен.

— А потом… дар открылся и пришлось уехать.

— И не возвращался?

— Пару раз… потом, когда стал старше… родители квартиру получили. Сперва комнаты, а потом и квартиру. Старый дом отдали кому-то. А что с ней стало — понятия не имею. Только… потом я ни в кого так не влюблялся.

И захотелось вдруг взять полотенце, то самое, что лежало в тазу с водой, и огреть этим полотенцем мага. Ни в кого он… Астре-то для чего это знать?