Коммунальный гарем (СИ)

— «…Мужчины различаются по своим признакам как «заяц», «бык» и «конь». Женщины же — как «газель», «кобыла» и «слониха». При соединении соразмерных друг другу бывает три «равных» наслаждения. В иных же случаях — шесть «неравных». Среди «неравных», если мужчина больше женщины, то при тесном соединении бывает два «высоких» наслаждения…». Сём, что это? Какая-то инструкция по эксплуатации нового оборудования?

— Инструкция, гы-гы! Кароч, индейцы вроде написали, как правильно… ну это… сексом, кароч, как заниматься…

Витька вначале засмеялся:

— А чего, чтобы им заниматься, учиться надо?

Сёма пожал плечами.

— Да фиг знает. Мож, и надо… Написано прикольно.

Витька опять листнул наугад:

— «…Совместное соединение с двумя женщинами, любящими одного, — «объединенное» наслаждение. Со многими женщинами — «коровье стадо». При «игре в воде», «козьем», «оленьем» наслаждениях подражают соответствующим действиям. В области Граманари, в Стрираджье и Бахлике многие юноши находятся на равных правах в женских покоях, будучи женаты на одной и той же, и женщины наслаждаются ими или по одному или сразу — сообразно своей природе и обстоятельствам…»

— Почитаешь, кароч. Это вещь, отвечаю. Только, слышь, Вить, это моя копия… Не насовсем отдаю…

Тем вечером Виктор углубился в тайны индийской интимной философии, похожей на учебник по механике, в котором вместо механизмов — мужчины, женщины и их половые органы.

Он так увлекся всеми этими «ударами», «сближениями», «зажимами», «поворотами» и «наслаждениями», так засиделся за «уроками» любви, что соседки стали беспокоиться: что-то он затих?

— Витюшенька! — раздался обеспокоенный голос за дверью. — Ты не заболел, солнышко? Ужинать не вышел.

— Да я… Это… — Витька не знал, что и сказать.

— Ты там одет?

— Я… я… — но дверь уже открылась, и в комнату вошла улыбающаяся Оля.

— Девчонки там переживают. И я… Сидишь два часа в тишине, даже диван не скрипнет. Ты не болеешь? А что это у тебя?

Витька в это время судорожно пытался спрятать листки, соединенные скрепкой, за спину, но скрепка попалась слабая, и бумага рассыпалась.

— Это… Оля! Не надо!

— «…Охватив пальцами головку, он, не кусая, прижимает ее губами с боков, успокаивая того словами: «Пусть будет до сих пор», — это «боковой укус». Побуждаемый дальше, он сжимает головку сомкнутыми губами и, как бы втягивая, целует — это «внешний зажим»… Витя, это что, ты к квалификационному экзамену на работе готовишься?

Витька не смог сдержать смех.

— К экзамену, Олечка. Только не на работе. По жизни.

— Головка какая-то… Шпинделя фрезеровочного? А что это у вас там за «боковой укус»?

Тут до нее стало доходить.

— Это…? Это — порнография? Витя! Тебя посадят!

Она вдруг очень густо покраснела и плюхнулась на диван.

— Витя…

Витя же, возбужденный картинами, рисуемыми уже два часа его богатым воображением, не мог сдерживаться. Он обнял женщину и принялся целовать ее в шею.

Оля вначале сопротивлялась, шептала: «пусти», но вопреки собственным словам, сама стала прижимать парня к себе.

— Витюш, миленький, может, не надо…

Но Витька сделал «боковой укус» и Оля тихо застонала:

— Не сейчас, родной… Давай после одиннадцати, когда все улягутся…

Витька отпустил разгоряченную Олечку, которая с явным сожалением освободилась из объятий.

— А правда, Вить, что это? Порнография же какая-то? Ты осторожнее! — Оля поправила прическу, одернула обнаживший ее бедра халат, с любопытством стала собирать листочки.

— Да не… Не знаю. Индейский учебник любви! Как правильно… ну… с женщиной…

— Ого! — глаза у Оли загорелись. — Дашь почитать?

Витькины глаза округлились.

— А тебе зачем? Интересно?

— Спрашиваешь! Мы тут всей квартирой «Анжелику — маркизу ангелов читали», даже по несколько раз. Когда возвращать надо было, подружке Марго на работе, пришлось корешок заклеивать. И страницы, где Анжелика с Жоффреем знакомится… А ты думаешь, нам, женщинам, ничего ТАКОЕ не интересно?

Витька отвел взгляд.

— Не знаю…

— Дурачок… — Оля потрепала его по голове. — Ты прервись, хоть на минуту выйди к девчонкам. Я понимаю: от такого… хм… оторваться сложно, но… Чтобы не было вопросов. Нарисовался, покрутился и обратно к себе!

— Хорошо!

Оля встала, хотела уже выйти, но остановилась у двери.

— Так что…? После одиннадцати…? Или, может, ты передумал? Я пойму, не заморачивайся…

Виктор подошел к ней, нежно обнял и крепко поцеловал.

— Жду!

***

Она пришла без пяти одиннадцать.

Была очень горячей и очень благодарной. Чувствительной. Отзывчивой на все Витины ласки.

Войдя в Олечку, Витька попытался вспомнить, что там было написано в камасутре? Сколько ударов, а потом перерыв?

В голове только крутилось: «газель», «газель». Полненькая Олечка на газель похожа не была, скорее, на худенького поросеночка.

В конце концов Витька плюнул на все эти попытки вспомнить, как делать ПРАВИЛЬНО, и стал делать, как ему НРАВИЛОСЬ. Похоже, он делал всё таки правильно, потому что Оля стала постанывать, тихонечко, чтоб не разбудить всю квартиру сквозь тонкие, как фанера, стены. А почти в самом конце она прижала его изо всех сил к себе, замерла.