Борисов слушал негромкое дыхание спящего Забели и думал о том, что этот же самый Забеля, если бы он узнал, что он никакой не Борисов, не задумываясь, достал бы свой револьвер и застрелил бы его в упор.
И ни один мускул на его лице не дрогнул бы. Ни единая тень сомнения не упала бы на его лицо. Ни одна нотка вины или раскаянья не прозвучала бы в его душе.
Будьте как дети, ибо их есть царство небесное.
Эх вы, дети революции, во что вы превратили наше царство?
Странно, но мысль о побеге больше не посещала Борисова. Он как будто почувствовал, что судьба упрямо гонит его вперед, не позволяя свернуть с пути, на котором он оказался так странно и так случайно.
Да полно, случайно ли? Может быть, вся жизнь Сени Жукова была только подготовкой к тому, чтобы он превратился однажды в коммуниста Борисова, как жизнь гусеницы — лишь подготовка к тому, чтобы однажды взмахнуть крылами и влететь к небу ярко-красной бабочкой. Недолог век бабочки, всего день ей летать. Но летать, летать!
Засыпал Борисов, спал Борисов, не видя снов, и просыпался отдохнувшим и голодным до чудес нового мира.
Поезд катился медленно. За окном проплывали деревья, как будто обнимая вагон своими ветвями.
Борисов отказался от сочиненного Забелей чая и отправился гулять по вагону.
6
В тамбуре стоял у открытого окна немолодой уже человек в круглых очках. Одет он был в клетчатую рубашку, а поверх нее — пиджак на два размера больше, чем требовалось. У него был высокий лоб и тонкие нервные губы. В руках он держал потухшую папироску, по которой время от времени постукивал пальцем. Он смотрел в окно невидящим взглядом.
Борисов встал рядом и вдруг, неожиданно для себя, сказал:
— Не найдется ли у вас папиросы?
Молодой человек зажал свою папиросу зубами, полез с карман и достал жестяной портсигар. В портсигаре оставалось четыре папиросы.
Борисов взял одну. Молодой человек достал спички, чиркнул, прикрыл ладошками огонь. Борисов осторожно втянул в себя сладкий дым.
Ему случалось курить раньше, но он считал это баловством. Но сейчас ему показалось, что папироса в руке придаст ему солидности и уверенности в себе.
Курил ли настоящий Борисов? Спички при нем были. Сеня представлял себе образ уполномоченного таким — с папиросой, чашкой чая на столе и темными кругами под глазами от недосыпания и забот.
Он посмотрел за окно и подумал о том, что так же, как он сейчас мучительно натягивает на себя нового себя — да не какого-то реального, а выдуманного, вымороченного Борисова, точно так же Россия натягивает сейчас на себя образ выдуманной, вымороченной страны.
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — серьезно сказал немолодой человек.
— О чем?
— Вы смотрите в окно и думаете о том, что будет с нашей страной.
— Почти угадали.
— Забегая вперед, скажу, что все с нею будет хорошо.
— Ваша уверенность…
— Это не просто уверенность. Это знание фактов. Наша страна — это огромный, здоровый, живой организм. Она растет, развивается. Знаете, как у подростка ломит кости, когда они растут?
— Представляю.
— Вот так же и страна. У нее кости ломит не потому, что она подцепила вирус, а потому, что она растет.
— Многие думают иначе, — заметил Борисов.
— Кто это — многие? — хмыкнул немолодой человек, — людям сложно принять новое, особенно когда оно приходит с винтовкой в руках. Но чуткие люди слышат, понимают значение событий.
— Чуткие люди — это кто?
— Писатели. Поэты.
— Вы писатель?
— Журналист.
Он протянул руку.
— Фокин. Иван.
— Борисов. Николай.
— Вам нравится Блок?
Борисов неопределенно пожал плечами.
— Согласен, кому он может понравиться. Незнакомки, пьяницы, балаганчики. Типичное декадентство. Упадок старого мира. Но ведь это Блок сказал: «Слушайте музыку революции». Нужно слушать, что она нам несет, какие песни она нам пропоет. Я еду в деревню для освещения введения продналога. Хочу описать, какие позитивные изменения произведет продналог в деревне, как оживит пришедшие в упадок хозяйства.
— Как же вы можете знать, что оживит, если вы еще не видели деревню?
— Оживит, не может не оживить, — убежденно сказал Фокин, — но есть у меня задняя мысль. Секретный проект. Хотите расскажу?
— Как же вы расскажете ваш секрет первому встречному? — усмехнулся Борисов, — Он же тогда перестанет быть секретом?
— Вам можно, я чувствую.
Секретный проект Фокина был роман, который он мечтал написать.
— О чем будет ваш роман?
А вот для этого-то и нужна была Фокину поездка по России.
— Хочу посмотреть в глаза нашим классовым врагам, прежде чем их уничтожат без остатка. И хочу запечатлеть их в прозе в назидание потомкам.
Роман Фокина так и будет называться: «Наши враги».
— А вы их никогда не видели, наших врагов? — поинтересовался Борисов.
— Нет! — с досадой сказал Фокин, — не довелось. Не везет мне с врагами. Революция истребляет их быстрее, чем мы, писатели, успеваем их как следует изучить и описать.
Поезд содрогнулся всем своим огромным телом и остановился.