Читаем Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923-1927. Том 1 полностью

оценку взаимоотношений между партией и классом, между революционным действием и пролетарской организацией. Под влиянием социал-патриотической измены международного меньшевизма я, шаг за шагом, приходил к выводу о необходимости не только идейной борьбы с меньшевизмом, что я, -- правда, недостаточно последовательно, - признавал и ранее, но и Непримиримого организационного раскола с ним. Этот пересмотр совершился не в один присест. В статьях и выступлениях моих за время войны можно встретить и непоследовательность и возвращение вспять. Ленин был совершенно прав, когда выступал против всех и всяких проявлений мною центризма, подчеркивая и даже преднамеренно преувеличивая. Но если взять весь период войны, как целое, то станет совершенно ясно, что ужасающее унижение социализма с началом войны стало для меня поворотным моментом от центризма к большевизму - во всех без исключения вопросах. И по мере того, как я вырабатывал себе более правильное, то есть большевистское представление о взаимоотношении между классом и партией, теорией и политикой, политикой и организацией, общий революционный подход к буржуазному обществу естественно наполнялся более жизненным, более реалистическим содержанием. С того момента, как для меня стала ясна безусловная необходимость смертельной борьбы с оборончеством, позиция Ленина повернулась ко мне своим лицом. То, что мне казалось "раскольничеством", "дезорганизацией" и прочее и прочее, предстало как спасительная и беспримерно дальновидная борьба за революционную самостоятельность пролетарской партии. Не только политические методы и организационные приемы Ленина, но и вся его политическая и человеческая личность предстали предо мною в новом свете - в свете большевизма, то есть в подлинном ленинском свете. Понять и принять Ленина можно, только став большевиком. Никогда после того вопрос о "троцкизме", как особом течении, не вставал предо мною. Никогда мне не приходило в голову ставить тот или другой вопрос под особым углом зрения "троцкизма". Неправдой, и при том чудовищной, является утверждение, будто я вступил в партию с мыслью заменять или подменять ленинизм троцкизмом. Я вошел в партию большевиков, как большевик. Когда Ленин, в беседе по поводу объединения межрайонцев с большевиками, ставил вопрос о том, кто еще из моих единомышленников должен, по моему мнению, войти в Центральный Комитет, я отвечал, что для меня этот вопрос политически не существует, так как я не вижу никаких разногласий, которые отделяли бы меня от большевизма.

Конечно, можно упрекать меня в том, что я ранее не подошел правильно к оценке меньшевизма. Это значит упрекать меня в том, что я не стал большевиком с 1903 года. Однако, никто по произволу не выбирает путей своего развития. Я шел к большевизму долгими и сложными путями. На этих путях у меня не было других интересов, кроме интересов революции и пролетариата. Я боролся с ленинизмом, когда был убежден, что ленинизм неправильно раскалывает рабочий класс. Когда я на опыте годов понял свою ошибку, я пришел к ленинизму. За этот сложный путь своего развития я несу, разумеется, политическую ответственность.

(

Все мое прошлое было, однако, полностью и целиком известно Центральному Комитету нашей партии и всем старым ее членам, когда я в мае 1917 года вернулся из Америки и предоставил себя в распоряжение большевистской партии. В этом прошлом были политические ошибки, но не было ничего, что налагало бы хоть малейшее пятно на мою революционную честь. Если я позже многих других товарищей пришел к ленинизму, то я пришел все же достаточно рано, чтобы в числе ближайших соратников Ленина принять участие в июльских днях, в октябрьской революции, в гражданской войне и в другой работе советских годов. Когда я однажды выразился (это вменяется мне в особую вину), что считаю свой путь прихода к большевизму не менее надежным, чем другие пути, то, я, разумеется, имел в виду индивидуальные интеллигентские пути, а не коллективный путь пролетарской партии. Я хотел этим сказать лишь то, что, наскольку человеку дано судить о себе, мой путь привел меня к большевизму прочно и навсегда. Единственно для пояснения своей мысли я позволю себе привести исторический пример. Франц Меринг, известный немецкий марксист, пришел к Марксу и Энгельсу поздно и после большой борьбы. Более того, Меринг сперва подошел к социал-демократии, затем отошел от нее и лишь впоследствии примкнул к ней окончательно. Можно найти в старых архивах жестокие выступления Меринга против Маркса и Энгельса и уничтожающие отзывы Энгельса о Меринге. Во внутрипартийной борьбе Мерингу не раз впоследствии напоминали о его прошлом. Тем не менее Меринг пришел к марксизму прочно и до конца и умер, как основатель германской коммунистической партии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923-1927

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука