Коммунистические государства на распутье

Вот почему есть основания думать, что Кремль приветствовал бы более долговременное урегулирование карибского кризиса. Значительная часть всех инвестиций по программе советской экономической помощи была израсходована на Кубу, а перспективы кубинской экономики все еще представляются неопределенными. Каким бы ни был революционный потенциал Латинской Америки, Москве явно не улыбается возможность повторения в этом районе кризиса, подобного карибскому. Главным объектом внешней политики Кастро в начале 60-х годов была Венесуэла. Русские, конечно, знают, что возникновение революционного режима в этой стране могло бы в худшем случае ускорить термоядерное столкновение с Соединенными Штатами, а в лучшем — повлекло бы за собой обязательство Советского Союза субсидировать венесуэльскую экономику, которая уже сейчас обеспечила наивысший в Латинской Америке доход на душу населения. Этот высокий доход обусловлен главным образом экспортом нефти. Советский Союз, который сам имеет избыток нефти, видимо, счел бы санкционирование венесуэльской революции весьма дорогостоящим делом.

Поскольку сохранение Кубы как коммунистического государства в западном полушарии все еще в большой степени зависит от советской экономической помощи и закупок Советским Союзом сахара, можно ожидать значительного экономического давления Кремля на Кастро с целью добиться изменения его латиноамериканской политики. Советский Союз приступил к этому, судя по всему, в середине 1963 года. Кубинцы были вынуждены рационализировать свою экономику и признать, что допустили принципиальную ошибку, игнорируя первостепенное значение сахара в экономике их страны. Сетуя на протяжении пяти лет на «трагическую зависимость нашей национальной экономики от колебаний в производстве сахара»[197], кубинские революционеры намеревались довести валовой сбор сахарного тростника в 1970 году до 10 млн. тонн. Это позволило бы включить кубинскую экономику в систему стран — участниц СЭВа, что дало бы двойную выгоду с точки зрения «международного разделения труда»[198], ибо тогда Светский Союз получил бы могучей рычаг для давления на Кастро.

Нельзя сказать с уверенностью, что Кастро удалось бы склонить к трехстороннему соглашению как форме решения кубинской проблемы. Несмотря на его претензии быть вождем всего латиноамериканского континента, кубинский премьер является реалистом и весьма искусным лидером своей страны. Самым убедительным образом он доказал это своим поведением во время «ракетного кризиса». Будучи руководителем небольшого изолированного острова, он претендует на руководство революционным движением всего западного полушария, что в лучшем случае можно признать несостоятельным; без поддержки русских эти претензии вообще теряют всякий смысл. Не исключено, что Кастро можно убедить согласиться на несколько меньший статус для Кубы. Но он упорно твердит, что кубинцы не могут жить в мире с империалистической державой, которая то и дело пытается удушить их, и что именно эта ситуация предопределила их международную политику. Таким образом, любое приемлемое решение кубинской проблемы предполагает прежде всего некую договоренность между Соединенными Штатами и Кубой.

Соединенные Штаты не предпринимали ни одной серьезной попытки обсудить свои разногласия с режимом Кастро. Их экономическая блокада Кубы провалилась. Она не привела ни к свержению режима Кастро, ни к умалению его революционной роли в Латинской Америке. Вряд ли также США отказались от своего «легкомысленного предположения, будто низвержение кубинского режима положит конец борьбе»[199] за умы в Америке. «Союз ради прогресса» со своей стороны тоже не добился заметных успехов. По словам президента Кеннеди, путь, лежащий перед ним, оказывается «все более и более длинным»[200]. Соединенные Штаты скованы своими попытками вызывать революции, которые на поверку не Называются таковыми, и в конце концов будут вынуждены договориться с теми революционными режимами, которые Действительно являются своеобразными.