Коммунизм

Первый отпуск у меня случился лишь через три года. Не то чтобы не отпускали, но вроде как работа требовала присутствия, да и не очень-то хотелось. А тут вдруг потянуло развеяться. На мировые курорты ехать категорически не хотелось, у меня и так здесь был постоянный курорт; захотелось в зиму. Чтобы снегопад, чтобы морозы, чтобы снеговики под окнами дома. Решил съездить на месяц в Москву. Если же и там будет недостаточно холодно — в связи с усовершенствованием столичного климата зимы в Москве бывали в последние годы на редкость тёплые, а порой и бесснежные — рвануть ещё севернее: в Архангельск, в Сыктывкар. Там зимы пока что надо.

Буквально за пару дней до вылета в Москву мы проводили очередную спецоперацию. Обыкновенная рутина, впрочем, обернувшаяся забавным поворотом. Милиция одного из шахтёрских посёлков на севере ЮАССР вступила в перестрелку с группой неизвестных личностей. Те укрылись в небольшой заброшенной шахте, вот уже лет двадцать не эксплуатировавшейся. Должно быть, плохо знакомые с местными особенностями рельефа бандиты предполагали, что смогут выйти по подземным туннелям в безопасное место и скрыться от погони. Но туннели закончились тупиками, и банда стала прорываться наружу через основной вход. Первую атаку с серьёзными потерями в личном составе милиционеры отбили, а от последующих решили отмазаться: в срочном порядке вызвали моё подразделение.

Мы прибыли туда на закате дня и, оценив обстановку, решили выкурить террористов из шахты не дожидаясь прихода ночи. Ночь — это штука ненадёжная, много чего там неконтролируемого может произойти. Осмотрев окрестности, мои ребята обнаружили на железнодорожном разъезде в километре от шахты небольшой состав с мазутом — пять вагонов. Да, в окраинном Союзе ещё добывали кое-где нефть и использовали нефтепродукты для хозяйственной деятельности. И угольная промышленность в отдельных республиках функционировала. Сопровождавший его экспедитор на ломаном русском объяснял, что груз направляется на юг республики, в орденоносный колхоз «Заветы Манделы», однако никаких сопроводительных документов не имел. Такое разгильдяйство, кстати, было вполне характерно для Африки, пусть и советской: и самолёты здесь летали не по расписанию, и меню в ресторанах не всегда соответствовало напечатанному.

На хрена колхозу мазут, да ещё без документов, справедливо решили мои ребята и по заброшенной, но вполне сносной железнодорожной ветке пригнали состав непосредственно к шахте.

— Шайтан! — озвучил предложение бойцов подразделения Бузин. — Есть идея!

Вот уже года полтора ребята звали меня Шайтаном. Я не возражал. Более того, мне это льстило. Всё-таки старое погоняло — оно как родимое пятно: как не выводи, всё равно проявится.

— Пацаны такой расклад предлагают, — продолжал он. — Почему бы нам не слить мазут в шахту, да и не поджечь? Вот тебе и решение проблемы.

Я задумался.

— Да ладно, чё ты, — стали уговаривать меня парни. — Сколько мы их тут сторожить будем? Не спускаться же туда в темноте под пули. А гранатами бесполезно, мы пробовали. Там ответвления от центрального ствола имеются, они в этих катакомбах и засели. Взрывы их не достают. А мазуту что — растечётся. Не сгорят — так от гари задохнутся.

— А что, — согласился я, — дельное предложение. Приступаем!

Парни напрягли местных рабочих, те притаранили насос, и через пару часов мазут был слит в шахту. Парой фугасов мы его воспламенили.

Закурив, стояли и слушали крики, которые почти сразу стали доноситься до поверхности. Гадали, сколько в шахте пряталось человек.

— Пятеро-шестеро, не больше! — делал предложение один.

— Нет, не меньше дюжины, — предполагал другой, когда крики вдруг неожиданно усилились.

В какой-то момент и вовсе начало казаться, что там плавится не меньше тридцати террористов — такими звучными и отчаянно многоголосыми сделались вдруг эти вопли.

Но вскоре стали стихать. К тому времени наступила ночь, мы стояли весёлой толпой у самого спуска в шахту и с помощью двух прожекторов освещали территорию.

Вдруг у самой поверхности земли произошло странное шевеление. Пара бойцов подскочила к яме, где о былой производственной деятельности свидетельствовали лишь остатки коммуникаций, оборванные тросы лифтоподъёмного механизма и ощерившиеся пики арматур. Автоматы были направлены вниз, бойцы всматривались в темноту.

— Человек ползёт! — вдруг объявил один.

— Точно, — подтвердил другой. — Снять его? — обратился он ко мне, махнув дулом.

— Подожди, подожди, — остановил я его. — Одного и живьём можно взять.

— Да хрен его знает, живой ли он, — пожал плечами боец. — Горит весь.

Через минуту выбирающийся из шахты человек появился на поверхности. Он зацепился руками за концы арматур, сумел вытащить тело наружу, встал в полный рост, сделал несколько шагов и, остановившись, вдруг засмеялся!