Коммунизм и фашизм: братья или враги?

Как совместить экономические интересы движущей силы революции – крестьянства и стратегические идеалы команданте? На Кубе он осторожно сообщает отдельным крестьянам о них, тем более, что планы Че Гевары в этот период еще не сформулированы так четко, как в 1963-1965 годах. Но уже в 1957 году команданте считает, что «спасение мира находится за так называемым «железным занавесом», то есть в СССР⁹. В 1957-1960 годах Че Гевара не высказывает этого пристрастия публично, что дало основание Д.Джеймсу обвинить его в макиавелизме¹⁰. В действительности Че разделял обычную для коммунистов теорию постепенного перехода от «буржуазно-демократических» задач к «социалистическим». Но постепенно «досоциалистическая» стадия революции становилась все менее актуальной. Укрепление капитализма в борьбе с феодализмом создавало сложности для дальнейших социалистических преобразований.

План Боливийской экспедиции показывает, что команданте пытается смягчить это противоречие, начав боевые действия в стране, где «буржуазный» лозунг аграрной реформы заведомо неактуален. Рассчитывая опереться на социальные слои, недовольные обществом, уже прошедшим через этап аграрной реформы, на социальные противоречия внутри крестьянства¹¹, Че Гевара планировал развернуть в Боливии изначально антикапиталистическое движение. При этом он очевидно недооценил прочность режима Р.Барьентоса, базирующегося не только на военной силе, но, в отличие от режима Ф.Батисты¹², и на тесной политической и культурной связи с организованным крестьянством страны¹³.

В 60-е гг. Че приходит к выводу, что для вовлечения крестьян в социалистическую революцию материальные стимулы должны замещаться моральными. Определяющим для Э. Че Гевары является нарушение «принципа справедливости»¹⁴, воспринятого от мартизма Ф.Кастро и означающего народовластие и отсутствие нищеты¹⁵.

У кубинских партизан идея народовластия означала опору на все крестьянство, что могло поставить революционный авангард под контроль «кампесино». Пока речь шла о свержении Батисты, о демократии, интересы «бородачей» и народа совпадали. А после прихода к власти, когда фиделистам понадобился «новый человек», идеально подчиненный целям революции – интересы разошлись. В итоге кубинские руководители приходят во второй Гаванской декларации к выводу: «Но крестьянство – это класс, который в силу своей культурной отсталости и изоляции нуждается в политическом и культурном руководстве со стороны рабочего класса и революционной интеллигенции»¹⁶. Но во время партизанской войны, пока рабочая масса находится далеко от партизанского очага, революционная интеллигенция в лице повстанческого командования берет на себя руководящие функции. В то же время убедить крестьян в преимуществах общества «за железным занавесом» не так просто¹⁷, обнаруживаются и различия в самой системе ценностей крестьян и партизан. Все это заставляет Че Гевару быть осторожным с «предрассудками» кампесино, но в то же время делает особенно актуальной проблему организационной независимости революционного руководства от крестьянской массы как в ходе войны, так и после победы.

Решение этой проблемы кубинские лидеры увидели в разрыве с парламентской демократией. До прихода руководителей повстанческой армии к власти борьба велась под знаменем восстановления Конституции 1940 года и проведения всеобщих выборов. В своей знаменитой речи «История меня оправдает», которая по его собственному утверждению является «основополагающим документом нашей борьбы»¹⁸, Ф.Кастро строил свое обвинение режима на том, что «Батиста не восстановил конституции, не восстановил гражданских свобод, не восстановил конгресса, не восстановил прямого избирательного права…»¹⁹ Апеллируя к республиканскому законодательству, Ф.Кастро говорил: «Всякий, кто пытается не допустить или нарушить осуществление всеобщих выборов, подлежит лишению свободы на срок от 4 до 8 лет»²⁰. Нарушение принципа разделения властей явилось одним из главных оснований штурма Монкады: «Мы подняли восстание против одной только власти, незаконной власти, которая узурпировала и объединила законодательную и исполнительную власть в стране»²¹. Этот пафос первоначально поддерживает и Э. Че Гевара. Гибель парламентарной республики в Гватемале произвела на него большое впечатление: «Я видел, как демократия была разрушена в Гватемале, и когда я встретил в Мехико Фиделя, я считал своим долгом помочь ему разрушить диктатуру»²². Но опасность потери власти в ходе всеобщих выборов существенно меняет оценки. Уже 27 января 1959 года Э. Че Гевара выступает с программой «вооруженной демократии», которая обосновывает необходимость власти Повстанческой Армии²³. Эта теория стала одним из обоснований отказа от выборов в пользу власти активного меньшинства. Революционное яро, не скованное предрассудками и «отсталостью» народа, решительно повело «Остров Свободы» в самую гущу геополитической борьбы…