Коммунизм и фашизм: братья или враги?

Все эти нельзя отбросить как непоследовательное или непривлекательное для рабочих. Напомним, что некоторые фашистские течения действительно – и с успехом – делали попытки опереться на рабочих и крестьян, а не на буржуазию. Это относится особенно к тем странам, где рабочий класс и крестьянство еще не были заражены марксизмом. Примеры этого на Западе – Испания и Аргентина; то же можно сказать о Железной Гвардии и о венгерском рабочем, движении. Разумеется, буржуазия в этих странах не была столь сильна, как в других, но, если мы хотим объяснить привлекательность фашизма для рабочего класса, к этому добавляется еще один важный фактор. Впервые здесь возникло движение, которое старалось привлечь эти части общества к участию в политике. В слаборазвитых странах упор на окончание отчуждения, на веру в органическое общество давал свои плоды, так как рабочие и крестьяне были полностью исключены из общества, так что чисто экономические соображения играли лишь второстепенную роль. Экономике фашисты действительно уделяли меньше всего внимания. Хосе Антонио Примо де Ривера, основатель испанской Фаланги, получившей очень большую поддержку в низших слоях, был убежден, что народом еще никогда не правил никто, кроме поэтов, а бельгийский фашист Леон Дегрель называл Гитлера, Муссолини и Кодряну «поэтами революций». Преобладала мифическая стороны идеологии, «магия»; фашистская революция должна была признать «приоритет духовного»¹⁰. Важен был не контроль над средствами производства, а только «новый человек», о котором говорили все фашисты. Снова он создавался человеческими руками и не только не осознавал свой прообраз, но и не понимал тех людей, которые следовали тому же прообразу. Его действия заключались в том, что он не боялся участвовать в революции, благодаря которой общество будет преобразовано согласно его пожеланиям. Эти пожелания ориентировались на единство с группой, на возрождение добродетелей, подавляемых в современном мире. Гитлер постоянно подчеркивал: человек, имеющий мировоззрение, не должен бояться утверждать его как истину. Если он принадлежит к обществу, он должен дать волю в общем деле своим творческим инстинктам, своей воле к власти. Успех означает, что вся нация приняла участие в этих творческих усилиях и обновилась. Искусство, литература и культура вообще имели большее значение, чем экономическое благосостояние. Фашизм был революцией, которая выражалась в культурных, а не в экономических формулах.

Несмотря на поддержку рабочего класса в отсталых странах, на Западе речь шла, прежде всего, о буржуазной революции. Буржуазия могла использовать эту революцию как клапан, чтобы выпустить пар своих разочарований и одновременно сохранить порядок и собственность. Но, несмотря на все, мы должны четко отличать фашизм от реакционных режимов в Европе. Да, рексисты поддерживали бельгийскую монархию, как и фламандские фашисты, но, несмотря на это, различия были велики. Реакция отвергала любую революцию, выступала за «статус кво» и ее идеалом был «старый режим». Она делала упор на иерархию, но речь шла при этом о традиционной иерархии с ее застывшими привилегиями. Понятно, что подобные режимы пресекали любой активизм и любое массовое движение. Кроме того, главным для них была территория, а «общая душа» подданных мало их интересовала. Подобные режимы не были заинтересованы и в том, чтобы лишенные прав люди принимали участие в политике или чтобы было покончено с отчуждением человека от общества. Все их усилия были направлены на то, чтобы люди, наоборот, держались в стороне от политики, чтобы традиционно господствующий слой сохранял свою власть. Культура была для них не важна, и они предоставляли художникам широкую свободу, лишь бы те не затрагивали монополию политической власти. Характерно в этом отношении описание одним современным историком режима Хорти: Хорти не позволял оппозиции перечить своей воле, но не считал задачей правительства предписывать подданным все детали поведения и мышления и строго контролировать исполнение этих предписаний¹¹.