Коммунизм как реальность

Марксистская теория государства общеизвестна. Согласно этой теории государство возникает с возникновением антагонистических классов. Возникает как орудие государствующих классов держать в узде эксплуатируемые классы. И с уничтожением эксплуататорских классов государство отомрет. Не хочу высказываться на тему о том, как исторически возникало государство. Но с социологической точки зрения марксистская теория роли государства в обществе и его перспектив в «бесклассовом» обществе (имеется в виду общество без помещиков и капиталистов) абсурдна очевидным образом. Это – чисто идеологическое явление, рассчитанное на самый примитивный интеллектуальный уровень широких масс населения. Идеологи ставшего коммунистического общества испытывают явную неловкость с этой частью марксизма. Отсюда – не менее идиотские идеи насчет отмирания государства путем его усиления, насчет вынесения классовой борьбы в сферу международных отношении коммунистических стран с некоммунистическими. Советские идеологи усматривали признаки отмирания государства в «народных дружинах» (которые образуются из сотрудников различных учреждений в помощь милиции), в «товарищеских судах», в административных комиссиях при местных органах власти и других, якобы добровольных организациях, выполняющих весьма второстепенные роли в системе власти в нерабочее время и бесплатно. Однажды я спросил одного такого идеолога, когда можно будет добровольно и безвозмездно рядовым гражданам выполнять функции Генерального секретаря ЦК КПСС. Он сначала слегка растерялся, но потом нашел «выход» из положения: Генсек, – сказал он, – уже не есть явление в сфере государства в марксистском смысле этого слова. Это было еще задолго до того, как Генсек в Советском Союзе стал совмещать и функции главы государства. В одном этот идеолог был прав, не подозревая того: государство в марксистском смысле (т.е. как продукт распадения общества на антагонистические классы и орган господствующих классов) слова в Советском Союзе действительно уже не существует. Но, увы, государство здесь все-таки существует. И отомрет оно лишь вместе с гибелью общества в целом.

Государственный аппарат коммунистического общества состоит из стержневого аппарата и целой сети других аппаратов власти, подчиненных стержневому и являющихся его разветвлением и продолжением. Это – не различные формы и аппараты власти, а элементы одного-единственного аппарата власти. В Советском Союзе стержневая часть государственного аппарата называется партийным аппаратом. Она видимым образом связывает себя с партией, рассматривает себя как партийный аппарат, хотя фактическое положение тут несколько иное. Ответвлениями и продолжениями стержневой части государственного аппарата являются советы, министерства, профсоюзы, карательные органы, идеологический аппарат, военные и спортивные учреждения и т.д. Когда критики советского общества различают партийную, хозяйственную и военную власть и усматривают даже конфликты в их взаимоотношениях, то это можно объяснить только полным непониманием структуры и сущности власти в коммунистическом обществе. Здесь на самом деле нет различных форм власти, а есть лишь различные функции единой власти. Здесь, конечно, бывают конфликты, как и во всяком скоплении людей и учреждений. Но они суть не конфликты форм власти, а явления иного рода. Они не раскалывают общество на враждебные лагеря и редко выражают важные потребности страны. Чаще это – конфликты в борьбе за власть и единоначалие в правящей группе. При этом конфликтующие стороны спекулируют на неких проблемах страны. Во всяком случае, борющиеся группы не представляют в своем конфликте интересы каких-то больших слоев населения, ибо это просто невозможно по чисто пруктурным причинам. Выражения вроде «военные», «хозяйственники», «ученые» и т.п., часто употребляемые в отношении ситуаций в Советском Союзе, просто лишены какого бы то ни было смысла, ибо никаких таких социальных объединение! тут просто нет. В армии, в науке, в промышленности и прочих сферах жизни имеет место описанная выше стандартная социальная структура населения, разбивающая людей на социальные категории таким образом, что ни о каких единых интересах всех представителей данной сферы общества и речи быть не может. У генералов больше общих интересов с академиками и директорами заводов, чем с солдатами. Но и в этом случае они не образуют объединений, отличных от тех, о которых говорилось выше. Разговоры о конфликтах между идеологами и хозяйственниками, политиками и военными означают просто перенос представлений о взаимоотношениях в системе власти в западных странах на явление совсем иного качества – на власть коммунистического общества. Конечно, у всяких форм власти есть общие черты. Но они не в этом заключаются.