Коммунизм

Партии, придерживающиеся «еврокоммунистического» направления, согласны в необходимости движения к социализму по пути демократии, многопартийности, парламентских и иных представительных институтов, суверенитета народа, регулярно поддерживаемого всеобщими выборами, независимых от государства профсоюзов, свободы оппозиции, защиты прав человека, религиозной свободы, свободы культурного, научного и художественного творчества и развития широчайших форм народного участия на всех уровнях и во всех сферах социальной деятельности.

То были прекрасные намерения, но для Ленина каждое из них звучало бы анафемой. Поэтому абсолютно некорректно характеризовать это движение «умеренной версией коммунизма»: недолговечные и безуспешные попытки ввести коммунизм в главное русло политической жизни реально означали отказ от всего, за что ратовал коммунизм.

Еврокоммунизм оказался мимолетной вспышкой. В 1980-е годы коммунистические партии по всей Европе вновь оказались на обочине. Их звездным часом были парламентские выборы в Италии и Франции в 1978-79 годах, когда они получили соответственно 30,4 и 20,6 процента голосов. Однако в наиболее индустриально развитых странах Европы доля их избирателей оставалась ничтожной: 0,05 процента в Великобритании и 0,3 процента в Западной Германии[15]. Тенденция к снижению продолжалась.

После развала Советского Союза европейские коммунисты пережили множество перемен и расколов. Твердолобые партии и фракции приписывали этот развал горбачевским компромиссам с капитализмом и продолжали придерживаться сталинского курса. Другие повернулись спиной к традиционному коммунизму. Так, итальянская коммунистическая партия, самая многочисленная и наименее доктринерская, тихо сменила название на «Демократическая партия левых». Большинство других точно так же расстались с коммунистическими лозунгами и символами.

Коммунизм оказался безнадежной идеей: западная политическая культура сплотилась против жестокой идеологии, хотя и западной по происхождению, но получившей свой законченный вид в незападной среде. Коммунизм на Западе растворился в демократическом обществе и затем тихо сошел со сцены.

V Третий мир

Каждая коммунистическая страна, каждая компартия имеет свою историю и свои региональные, местные особенности, но всегда можно заметить, что так или иначе они следуют образцу, созданному в Москве в ноябре 1917 года. Эта родственная связь заключает в себе своего рода генетический код коммунизма[1].

Родственная связь, упоминаемая в приведенной цитате, определяется тем фактом, что коммунизм повсюду приходил в жизнь одним из двух путей: либо его навязывала советская армия (как в Восточной Европе), либо он появлялся, обычно с советской помощью, в странах, чья политическая культура (отсутствие устоявшихся традиций частной собственности и власти закона, наследие самодержавия и так далее), как и социальная структура (преобладание крестьянства, недостаточное развитие среднего класса) напоминали положение в России до 1917 года. Хотя коммунизм был скроен для передовых промышленных обществ, на практике он пустил корни только в отсталых аграрных странах. Там он и следовал установившемуся образцу.

Из рецептуры марксизма-ленинизма такие страны брали:

1) единоличное правление партии, монополизирующей власть, организованной на армейских началах и требующей беспрекословного себе подчинения;

2) отсутствие для этого режима правления каких бы то ни было ограничений;

3) отмена частной собственности на средства производства и сопровождающая ее национализация всех людских и материальных ресурсов;

4) пренебрежение к правам человека. Такие режимы представляли партию всемогущей и всезнающей, настаивали, что она всегда права, и не признавали ни каких пределов ее власти. Почти неизменно воплощением «партии» становился вождь, который олицетворял партийное дело и превращался в некое божество.