Комната чудес

Глава 13 Шарлотта forever! До конца срока 17 дней

Когда я вышла из палаты Луи, с натужными смешками рассказав ему о сомнительных подвигах его матери и бабки в коллеже Поля Элюара, я чувствовала себя как выжатый лимон.

Мне требовалось срочно сесть, прямо здесь, в коридоре пятого этажа. Буквально на минутку. Еще утром у меня мелькнула мысль, которая прочно засела в голове и не покидала меня целый день. Луи не видел, как наступил январь 2017 года. Весь этот месяц он провел в палате 405, от обстановки в которой меня уже начинало мутить.

Я не могла больше смотреть в одно и то же окно, из которого открывался унылый вид на бетонные коробки вокруг бесцветно-серого бульвара. Меня тошнило от зеленого линолеума и стен, увешанных стикерами с изображением птичек, инопланетных космических кораблей и прочих лютиков-цветочков, призванных перебить мерзкие больничные запахи. Притворяться, что жизнь по-прежнему прекрасна, читать веселые стишки и разглядывать фотографии улыбающихся детишек, слыша, как с другого конца коридора то и дело доносятся стоны и крики боли, – у меня не осталось на это сил. Меня достали все эти провода и трубки, перекрывавшие мне доступ к единственной подлинной красоте, оживляющей это помещение, – красоте моего сына. Я устала постоянно думать о том, что Луи, возможно, никогда не увидит приход весны.

Это было невыносимо. Большую часть времени мне удавалось отгонять от себя эти мысли, но чем ближе подступала дата 18 февраля – день, когда истечет месяц, назначенный доктором Бограном, – тем чаще на меня накатывал страх, от которого сжимало внутренности. Луи должен очнуться сейчас. Потом будет слишком поздно. Без него моя жизнь превратится в ледяную пустыню, которая меня убьет – медленно, но верно. Мне не пережить этой весны, если его не будет рядом. Весна – вот мой физический предел, граница моего существования.

Погруженная в эти размышления, я опустилась на неудобный больничный стул, приняв позу, которую сторонний взгляд принял бы за позу отчаяния: закрыла лицо ладонями, а пальцами принялась массировать круговыми движениями лоб и голову. Это было мне необходимо, иначе меня засосало бы в весну. Февраль только начался, и у меня оставалось еще семнадцать дней, чтобы разбудить сына. Я должна держаться.

Я не слышала, как ко мне подошла Шарлотта, и вздрогнула, когда она легонько тронула меня за плечо, вырвав из раздумий о временах года.

– С вами все в порядке?

– Вы меня напугали… Да, Шарлотта, спасибо, все хорошо. Немножко захандрила.

– У меня дежурство кончилось. Хотите, отвезу вас домой? Вы ведь живете на канале Сен-Мартен? Мне как раз по пути.

– Спасибо большое. Очень мило с вашей стороны, но не хотелось бы вас напрягать. Дойду пешком. Воздухом подышу.

– Если вам нужен воздух, то это я вам обеспечу. Я на мотороллере. В общем, вставайте и пошли. Не заставляйте меня вас уговаривать.

Я не сказала «да», но встала и пошла за ней.

Еще пару дней назад я заметила, что очень привязалась к этой девушке. В отличие от большинства своих коллег она относилась к Луи не просто внимательно, но, я бы сказала, уважительно. Если остальные болтали при нем о своем, нимало не смущаясь его присутствием, словно он пустое место, то Шарлотта с ним разговаривала. Если остальные обращались к нему как к умственно отсталому, сюсюкая и выбирая слова попроще, то Шарлотта нормальным тоном описывала ему все, что делала.

Самую трудную работу Шарлотта всегда выполняла с улыбкой. Она была очень яркая блондинка с гладкой сияющей кожей и голубыми глазами, в которых как будто играл солнечный свет. Ее бьющее через край жизнелюбие было заразительным, чуть ли не агрессивным. При своем росте метр пятьдесят пять она производила впечатление уверенного в себе, уравновешенного и доброжелательного человека. Она никогда ни на что не жаловалась в присутствии пациентов или их родственников, демонстрируя поразительную выдержку. Я ею почти восхищалась. Во всяком случае, все, что от нее исходило, все, что она делала, и то, как она это делала, вызывало у меня уважение. Полагаю, у нее, как у всех, хватало проблем: то кран на кухне сломается, то на банковской карте кончатся деньги, то нападет насморк, то не перезвонит бойфренд, то не заведется мотороллер…

Мне вдруг захотелось познакомиться с ней поближе, не знаю почему. Впрочем, нет, знаю. Потому что она, судя по всему, полюбила моего сына. Ну хорошо, возможно, «полюбила» – это слишком сильно сказано; я допускаю, что за годы работы она достаточно закалилась, чтобы не ударяться в слезы перед каждым новым проявлением человеческого горя, но все же она очевидно не осталась равнодушной к этому мальчику, его чокнутой мамаше и бабке.

Какая история у нее за плечами? Почему она выбрала эту профессию? Где живет? Сколько ей лет? Есть у нее дети, муж? Собака, кошка, хомяк?

Мы доехали до моего дома, и неожиданно для самой себя я предложила:

– Не хотите зайти на минутку?

– Большое спасибо, но… Мне не хотелось бы… И потом, я не могу.