– Минутку… – Петр достал коробку. – Да, нашел. Эта?
– Да. Это она, я полагаю. Видите родинку на лице?
– Да, конечно.
Женя пересказала ему разговор с Тоней, про пузырек с йодом и ее предположение, что йодом сестры пометили место родинки на кукольном личике.
– Я понимаю, что вы хотите сказать: что на поминках в бараке за столом помимо Вероники и Кати как бы присутствовала их младшая сестра. Чудовищно все это, конечно. Просто извращение!
– Соглашусь. Но обратите внимание, что матери нигде нет. Ни четвертого стула за столом, ни ее фотографии в архиве.
– Хотите сказать, что сестры избавились от фотографий матери, чтобы они не напоминали им о трагедии?
– На этот счет у меня есть свое предположение. Но как бы хотелось, чтобы я ошиблась… Если же я окажусь права, то сразу все встанет на свои места, мы поймем что-то важное, что сделало сестер такими чудовищами, понимаете? Больше я пока ничего не скажу.
Супруги Саржины проживали неподалеку от подольского медицинского училища, в старой пятиэтажке на третьем этаже. День был пасмурным, в подъезде горела тусклая лампочка, быть может, поэтому возникшая на пороге квартиры женщина показалась Жене какой-то темнокожей, мрачной. Но вот в прихожей вспыхнул свет, и женщина словно порозовела, ожила, и голубые глаза ее загорелись.
– Виктория Дмитриевна Саржина?
– Да, это я. Что-нибудь с Василием Петровичем? – встревожилась она.
Саржиной было явно за семьдесят, пухлое лицо было покрыто тонкими морщинками, но волосы она подкрашивала в русый цвет, скрывала седину.
– Нет-нет. Мы просто поговорить с вами.
– А откуда вы? Кто такие?
– Меня зовут Женя. Я знакомая Вероники и Кати.
– Ах, вот оно что! – Ее словно отпустило. – Проходите, пожалуйста! Надеюсь, у них все хорошо? Мои девочки! Как же я по ним соскучилась!
Виктория Дмитриевна, в какой-то радостной растерянности забыв пригласить гостей войти, довольно бодрым шагом направилась в маленькую кухоньку, откуда слышно было, как она ставит чайник на плиту.
– Сейчас будем чай пить! Вы проходите в комнату! Я сейчас!
Женя с Петром переглянулись – вот как сообщить этой женщине о том, что стало с ее девочками? Оба при мысли об этом испытали чувство неловкости.
Женя заглянула на кухню, предложила помочь. Никогда прежде она не оказывалась в такой ситуации, а потому даже и не знала, как себя правильно вести.
– А где Василий Петрович?
– Как где? В лесу, где ж ему еще быть? Хоть и не работает уже давным-давно, а проводит там почти все свое время. Привык! Да и молодого нашего лесника, Егора, учит, помогает ему во всем.
– Нам бы поговорить с ним.
– С Василием? – Виктория Петровна так и застыла с сахарницей в руке. – Вы насчет того пожара? Хотя… при чем же здесь тогда Вероничка с Катюшей?
– Они погибли, – собравшись с духом, выпалила Женя. – И мы хотели бы узнать некоторые подробности их жизни, понять, как случилось, что они…
– Так, постойте!
И тут Саржина преобразилась, словно взяла себя в руки, собралась и со стуком поставила сахарницу на стол. Поджала губы:
– Пойдемте в зал, там и поговорим. И главное – Вася ничего не должен об этом знать. Ему скоро девяносто, у него сердце… Я предупредила, да?
– Хорошо.
Петр явно чувствовал себя неловко и просто молчал. Должно быть, он уже сто раз пожалел о том, что вообще приехал сюда.
– Как это случилось? – Виктория Дмитриевна знаком пригласила гостей присесть за круглый, покрытый зеленой скатертью, стол. Обстановка в квартире была очень простая, мебель старая, обои на стенах дешевые, но свежие. Саржины жили скромно, но содержали свое жилище в чистоте.
– Их убили. И, возможно, это убийство связано каким-то образом с событиями шестнадцатилетней давности, – краснея, придумывая на ходу, сказала Женя, не решаясь даже взглянуть в глаза Петру. Тот от неожиданности даже закашлялся.
Саржина внимательно посмотрела в глаза Жене. Какое-то время молчала, вздыхала.
– Я помогу вам начать… Вероника с Катей каждый год девятого августа снимали комнату в бараке, там, где проживали раньше со своей матерью и сестрой Таней. Предполагаем, что они поминали там своих близких. И если раньше они приезжали туда втроем, то есть с их тетей, Александрой Васильевной Паравиной…
– Да. Все правильно. Я знаю, что они снимали эту комнату. Хотя я всегда была против. Всегда говорила им, что это ни к чему. Что не надо возвращаться туда, где все и произошло. Но для них это было почему-то очень важно. Они словно проверяли себя на стойкость, что ли, а по мне, так они просто щекотали себе нервы.
– Так что же произошло тогда, девятого августа?
– Вы думаете, это может иметь отношение к убийству?
Женя промолчала, боясь сказать что-то лишнее, что может насторожить женщину.