Читаем Комната Джейкоба полностью

Кларины вересковые пустоши в самом деле были прекрасны. Финикийцы спали под грудами серых камней; трубы старых шахт врезались в небо; первые мотыльки, садясь на колокольчики, сливались с ними; слышно было, как далеко внизу на дороге скрипят колеса телеги и море словно всасывает что-то и вздыхает — нежно, настойчиво, вечно.

Заслонив глаза рукой, миссис Паско стояла в огороде, где росла капуста, и глядела на море. Два парохода и парусник прошли навстречу друг другу и разошлись в стороны; чайки в заливе садились на бревно, взмывали вверх и опять опускались на бревно, а другие качалась на волнах или стояли у кромки воды, пока луна не отбелила все добела.

Миссис Паско давно ушла в дом.

Но на колоннах Парфенона еще лежал красный отсвет, и гречанки, которые вязали чулки, иногда подзывая детей, чтобы поискать у них в волосах, были веселы, как береговые ласточки в жаркий день, ссорились, ругались, кормили грудью младенцев, пока, наконец, корабли в Пирее не выстрелили из пушек.

Звук сперва распространялся ровно, а затем судорожными взрывами стал пробиваться в проливах между островами.

Темнота падает на Грецию как нож.


— Пушки? — спросила Бетти Фландерс спросонья, вылезая из постели и подходя к окну, окаймленному темными листьями.

«Не может быть на таком расстоянии, — подумала она. — Это море».

Снова она услышала глухой звук вдалеке, как будто женщины во тьме выбивали огромные ковры. Морти пропал без вести; Сибрук умер; сыновья ее сражались за родину. Но как там цыплята? Кто-то, кажется, ходит внизу? Опять у Ребекки зуб болит? Нет. Это женщины во тьме выбивают огромные ковры. На насесте тихо шевелились куры.

XIV

«Все оставил как было, — изумлялся Бонами. — Ничего не разобрал. Письма валяются повсюду, читайте кто хочет. На что он рассчитывал? Неужели думал, что вернется?» — размышлял он, стоя посредине комнаты Джейкоба.

У восемнадцатого века есть какое-то особое благородство. Эти дома были построены лет полтораста назад. Комнаты приятной формы, высокие потолки, над дверью роза или баранья голова, вырезанные из дерева. Даже панели, покрашенные в малиновый цвет, выглядят благородно.

Бонами подобрал счет за охотничий хлыст.

— Этот, кажется, оплачен, — сказал он.

Лежали письма Сандры.

Миссис Даррант устраивала поездку в Гринвич.

Леди Роксбиер надеялась иметь удовольствие…

Воздух в пустой комнате неподвижен, лишь чуть надувает занавеску, цветы в кувшине подрагивают. Скрипит перекладина в плетеном кресле, хотя там никто не сидит.

Бонами подошел к окну. Почтовый фургон заворачивал за угол. На углу около Мюди застряли омнибусы. Стучали моторы, и возчики жали на тормоза, круто вздыбливая лошадей. Резкий несчастный голос выкрикивал что-то неразборчивое. И вдруг словно взметнулись все листья.

— Джейкоб! Джейкоб! — закричал Бонами, стоя у окна. Листья снова опустились.

— Всюду такой беспорядок! — воскликнула Бетти Фландерс, распахивая дверь спальни.

Бонами отвернулся от окна.

— Что мне делать с этим, мистер Бонами?

Она держала в руках старые ботинки Джейкоба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное