Комната Джованни

– Смейся, смейся, – насмешливо протянула она, – но то, что я говорю, не так уж глупо. Я эту премудрость постигла в Испании и поняла, что должна поступиться свободой, что не могу быть свободной, если привязалась, вернее, доверилась кому-нибудь.

– Кому-нибудь? А, может, чему-нибудь?

Она промолчала.

– Не знаю, – заговорила она, – но я начинаю думать, что женщины к чему-нибудь привязываются от сознания собственного ничтожества. Они всем жертвуют ради мужчины, если могут. Конечно, до конца с этим могут смириться не все, и большинство женщин страдают от невостребованности их души. Это-то, по-моему, их морально и убивает, думаю даже, – добавила она, замявшись, – что, возможно, это убьет и меня.

– Хелла, чего ты хочешь? Почему ты вдруг решила возвести между нами эту стену?

Она рассмеялась.

– Ничего я не хочу и ничего не решила. Просто ты подчинил меня себе, и теперь я твоя послушная и горячо любящая тебя раба.

Меня прямо мороз продрал по коже. От растерянности я насмешливо замотал головой.

– Никак не пойму, о чем ты говоришь.

– Как о чем? – сказала она. – Я говорю о своей жизни. Теперь у меня есть ты. Я буду тебя холить, кормить, мучить, обводить вокруг пальца. И любить. У меня есть ты, и я могу примириться со своим положением. Отныне у меня, как у любой женщины, есть масса причин посетовать на свою женскую участь. Но зато мне не будет страшно, ведь теперь я не одна.

Она заглянула мне в глаза и рассмеялась.

– О, сколько у меня занятий! – воскликнула она. – Я не перестану развивать свой интеллект. Буду читать, спорить, размышлять, убеждена, буду из кожи лезть, только не думать так, как ты, и после многочисленных раздражающих тебя дискуссий ты уверуешь в то, что у меня заурядный женский ум и ничего больше. И, ведь Господь справедлив, ты станешь любить меня все больше и больше, и мы заживем счастливо.

Она снова рассмеялась.

– А ты, мой ангел, не ломай голову над этими проблемами. Предоставь их мне.

Ее веселость оказалась заразительной, и я опять замотал головой, смеясь вместе с ней.

– Ты просто прелесть, – сказал я, – только я тебя совсем не понимаю.

– Вот и чудно, – снова рассмеялась она, – будем к этому относиться, как к кофе после завтрака.

Мы проходили мимо книжной лавки, и Хелла остановилась.

– Давай заглянем на минутку, – предложила она. – Мне хочется купить одну книжку.

Я с радостным любопытством следил, как она беседовала с продавщицей. Потом стал лениво разглядывать книги на последней полке, устроившись рядом с мужчиной, который стоял ко мне спиной и листал журнал. Как только я очутился подле него, он закрыл журнал, положил его на место и повернулся ко мне. Мы сразу же узнали друг друга. Это был Жак.

– Дэвид! – воскликнул он. – Кого я вижу! А мы уже решили, что ты уехал в Америку.

– В Америку? – рассмеялся я. – Нет, пока торчу в Париже. Просто был занят.

И потом, терзаясь страшными подозрениями, спросил:

– А кто это «мы»?

– Кто? – сказал Жак с нагловатой улыбкой. – Я и твой малыш. Ты вроде бы бросил его одного в этой комнате без хлеба, без денег, даже сигарет не оставил. Ему, наконец, удалось уломать консьержку, чтобы та позволила ему в долг позвонить по телефону, и он разыскал меня. Бедняга так вопил, будто засунул голову в горящую газовую печь.

И Жак расхохотался.

Мы смотрели друг на друга. Он нарочно молчал. Я не знал, что и сказать.

– Я забросил кое-какую жратву в машину, – продолжал Жак, – и помчался к нему. Он уже собрался осушать Сену, чтобы найти тебя. Но я был уверен, что знаю американцев получше и что ты и не думал топиться, а просто исчез, чтобы собраться с мыслями. Видишь, как я был прав. Ты у нас известный мыслитель, и теперь тебе самое время понять то, что другие придумали до тебя. Я думаю, ты можешь пренебречь лишь одной книгой – маркизом де Садом.

– А где Джованни? – спросил я.

– Мне удалось, наконец, вспомнить отель Хеллы, – сказал Жак. – Джованни говорил, что вы ждали ее приезда со дня на день, и я подкинул ему блестящую идейку позвонить тебе в номер, он и отлучился для этого. Появится с минуты на минуту.

К нам подошла Хелла с книгой в руках.

– Вы, кажется, знакомы? – смущенно пробормотал я. – Хелла, ты не забыла Жака?

Она его не забыла, как не забыла и то, что Жак ей резко не понравился. Она вежливо улыбнулась и протянула ему руку.

– Как поживаете?

– Je suis ravi, mademoiselle,[131] – ответил Жак.

Он знал, что Хелла его не переваривала, и это его забавляло. Чтобы укрепить ее неприязнь, а заодно и показать, как в эту минуту он ненавидит меня, Жак почтительно поцеловал ей руку, и в его склоненной фигуре проступило что-то явно женоподобное, неприличное до омерзения. Я смотрел на него так, как смотрит человек на неотвратимо надвигающуюся на него смертельную опасность. Жак игриво повернулся ко мне.

– Не успели вы приехать, – пробормотал он, – как Дэвид стал от нас прятаться.

– Да? – сказала Хелла и, придвинувшись теснее, взяла меня за руку.

– Как это недостойно его! Если бы я знала, ни за что не позволила бы ему так с вами обойтись. – Она усмехнулась. – Он никогда ничего о себе не рассказывает.