Комната из листьев

– Зря я это затеяла, мистер Доуз, – призналась я. И покраснела.

Даже почувствовала, что краснею. Знала, что на щеках моих рдеет безобразный румянец. Я поднесла к лицу ладонь в тщетной попытке охладить пылающую щеку столь же горячей рукой. От стыда я не могла посмотреть ему в глаза.

– Право же, миссис Макартур, – промолвил мистер Доуз, – я был бы счастлив…

И тут, видимо, вспомнил, что эту ничего не значащую фразу он уже произносил.

– Право же, я с большим удовольствием поделюсь своими знаниями.

Он кашлянул в ладонь, словно слова застревали у него в горле.

– Я дружу со звездами с самого детства, ведь среди сверстников друзей у меня не было, – пояснил он и снова печально улыбнулся. – И мне будет только в радость познакомить своих товарищей с человеком, которому, возможно, понравится в их компании.

И – надо же! – я почувствовала, как к глазам подступают слезы. Этот несуразный незнакомец взывал к той части моего существа, которую я от всех скрывала. Бойкая миссис Макартур, умевшая остроумными шутками позабавить Тенча, очаровательная миссис Макартур, ради которой доктор Уорган был готов на всё, эта женщина, прятавшая свое подлинное «я» под хрупким панцирем наносной самоуверенности, была немало удивлена, что в разговоре, так похожем на обычную светскую беседу, мужчина произносит искренние слова, идущие из глубины его сердца, слова, что были понятны ее собственному сердцу.

Слепая и глухая

В хижине, разложив на столе веточки и плоды эвкалипта, мистер Доуз начал наш первый урок. Он рассказывал о солнце, о планетах, вращающихся вокруг него по своим орбитам, о том, что у одной из планет, а именно, у Земли, имеется как бы своя планета, луна, которая вращается вокруг нее, увеличивается или уменьшается в размерах в зависимости от тени, которую отбрасывает на нее Земля… Здесь мистер Доуз заметил, что я перестала его понимать. Я смотрела на плоды эвкалипта и веточки, но не улавливала сути его объяснений, в общем-то, с самого начала.

Я знала, что я не глупа, но уроки мистера Кингдона никоим образом не подготовили меня к тому, с чем мне пришлось столкнуться на этом занятии. Священник считал, что девушкам достаточно освоить простейшую арифметику для ведения домашней бухгалтерии: сложение, вычитание, деление столбиком. Однако мистер Доуз не оперировал числами, ничего не складывал и не вычитал – он просто передвигал по столу веточки и плоды эвкалипта, составляя из них овалы и сопровождая свои действия объяснениями, которые мне не были понятны.

– Я вижу, вы не изучали геометрию, – наконец заключил он. Это было произнесено мягким тоном, но прозвучало так, будто геометрии не знает только слепой или глухой.

– Нет, мистер Доуз, не изучала, – подтвердила я.

Я чувствовала острую жалость к себе. Да уж, переоценила я свои способности.

– Мистер Доуз, вы безмерно великодушны, – добавила я, пытаясь сохранить остатки собственного достоинства. – Но, видимо, звезды и планеты так и будут вращаться, не рассчитывая на то, что невежественная женщина когда-либо сумеет постичь процесс их движения.

В его взгляде, обращенном на меня, отразилось сильное чувство, сродни гневу.

– Не клевещите на себя, миссис Макартур, – ответил он. – Никто не рождается со знанием геометрии. Вы как женщина не имели возможности получить самое элементарное образование в таких предметах, и то, что у вас есть желание восполнить этот пробел, только делает вам честь. Приходите на следующей неделе. Обещаю, мы добьемся более существенных успехов.

Хитрое устройство

Придя в хижину мистера Доуза на следующей неделе, я увидела на столе какое-то странное устройство, похожее на веретено. Я решила, что это станок для прядения или перемотки пряжи, и с ходу, не раздумывая, высказала свое предположение.

Мистер Доуз расхохотался. Смех у него был необычный: он как будто захлебывался им.

– Клянусь вам, миссис Макартур, – ответил он, – даже Королевский астроном не сразу распознал бы, что это такое. Я называю это устройство «модель планетной системы», хотя оно мало похоже на другие подобные модели, которые мне доводилось видеть.

Когда он улыбался, его лицо сразу становилось добродушным, вокруг глаз и у рта прорезались морщинки, образовавшиеся оттого, что он часто смеялся. Пусть мистера Доуза за глаза называли Его Святейшество, но он не был степенным, вечно серьезным человеком.

– Миссис Макартур, вы не поняли, что это такое, и я ничуть не удивлен, – сказал он. – Не очень умелая поделка, но все же это модель нашей солнечной системы. Шар в центре – это солнце, а вот этот шарик – наша Земля.

Мистер Доуз крутанул ручку сбоку устройства, и планеты пришли в движение, причем каждая вращалась с разной скоростью. Хитрый механизм: все планеты вращались по разным орбитам, некоторые медленно, другие быстро, но их приводило в движение одно и то же действие.

– Да, теперь вижу. И правда вращаются!