Комната мертвых

За последние четыре месяца Люси забыла, что такое спать по ночам: все необходимое для сна время уходило на стерилизацию сосок для бутылочек с молоком и непрестанное насыщение двух жадных ротиков — при малейшей задержке они издавали резкие требовательные крики. Прежде чем вернуться к работе, ей пришлось полностью перестроить свои биоритмы, чтобы приспособить их к перепадам активности близняшек. Но сейчас редкие моменты отдыха представлялись ей чем-то вроде туманных очертаний далекой волшебной страны, едва виднеющейся на горизонте, — мира снов и иллюзий.

Она полностью сосредоточилась на ужасающих строчках отчета о вскрытии тела Мелоди Кюнар. Девочки, пораженной необычной болезнью, избирающей одного из десяти миллионов, — септооптической дисплазией. Хворью, с самого рождения лишающей ребенка самого чудесного из всех пяти чувств — зрения.

Даже если расследование уже подходит к концу и преступница скоро будет заключена под стражу, Люси знала, что не успокоится до тех пор, пока не поймет, в чем суть той смутной догадки, которая не давала ей покоя, — нечто вроде щелчка в подсознании, который она ощутила во время визита к Леону. Слабого прикосновения к тайне ей было недостаточно. Еще меньше ее устраивало, чтобы ключ к разгадке нашел кто-то другой. Она должна дойти до конца самостоятельно!

Прочитав первую часть мрачного отчета, Люси сделала перерыв и включила нагреватель для детских бутылочек. Часы показывали десять вечера, а капитан Равье так и не позвонил, чтобы сообщить, чем кончилось дело. Норман не отвечал на звонки по мобильному.

Ну разумеется. Ты ведь для них — никто. А ты что себе вообразила, сержант?

Удалось ли полицейским отрядам отыскать Элеонору и жива ли она? Запомнила ли Кларисса Верваеке номер машины, на которой уехали похитители, и смогла ли до них добраться? Что за дьявол во плоти эта женщина — ветеринарша-таксидермистка-детоубийца? Что за черная вспышка в глубине ее души заставила ее переступить запретную черту? Ту самую черту, которую Люси порой чувствовала где-то на пороге собственного сознания… Границу, которую так легко нарушить…

Люси невольно вздрогнула.

Как только все материалы по делу будут сданы в архив, она, рядовой полицейский, снова вернется к рутинной работе, подобно сотням и тысячам безвестных людей во всем мире. А префекты полиции и прочие высокие чины, конечно, пожнут все лавры. Когда еще ей представится новая возможность поучаствовать в расследовании такого масштаба? Испытает ли она еще когда-нибудь эти уникальные ощущения, которые словно поднимают ее над землей и уводят в смертельно опасный мир помраченных душ?

Люси вынула ребенка из кроватки, положила на диван, пригасила свет и прижала малышку к себе. Жадный маленький ротик обхватил соску и, причмокивая, начал торопливо сосать молоко.

Такие маленькие и хрупкие, такие уязвимые… Да хранит вас Бог от этого мира и его проклятых созданий…

Сквозь широкое, во всю стену, окно в свете луны поблескивала песчаная дюна, поросшая высокой травой, которая шелестела в воздухе, создавая целую хлорофилловую симфонию. Летом отдаленные звуки океанского прибоя вызывали ощущение праздника — словно набегающие волны смывали все мрачные мысли. Но зимой они напоминали несмолкающие стоны.

Люси продолжала листать отчет о вскрытии — худший из триллеров. Не нужно ни Кинга, ни Гранже… Никаких вымыслов. Настоящая кровь, реальные иссеченные органы, крышка черепа, срезанная электрической пилой, разрез от подбородка до лобка… Что значат по сравнению с этим романы ужасов?..

Она вспоминала, как во время учебы долгими часами наблюдала за процессами вскрытия, транслирующимися напрямую из лабораторий судмедэкспертизы. Вспоминала, как в детстве сопровождала отца на охоту, чтобы увидеть окровавленных кроликов. Вспоминала нечто неназываемое, хранящееся в ее запертом шкафу с непрозрачными стеклами…

Откуда это стремление приблизиться к злу? Это опасное притяжение? Что такое произошло в ее сознании, в чем она не отдавала себе отчета?

Люси вздохнула, отогнала эти мысли и вернулась к распечатке. Многочисленные ссадины на коже головы Мелоди Кюнар свидетельствовали о том, что Кларисса Верваеке расчесывала ей волосы с каким-то остервенением. То, что одни ссадины зажили, а другие были совсем свежие, подтверждало, что подобная процедура совершалась регулярно.

Каждый день плена ты подходила к слепой девочке, чтобы заняться ее волосами. Ты расчесывала их снова и снова. С такой силой, что это причиняло ей боль…

Матери расчесывают волосы дочерям, а дочери — своим куклам, для них это проявление любви. Но что означал этот процесс для убийцы? Она действительно принимала ребенка за куклу? Она пыталась воссоздать мир собственного детства, какую-то его часть, не сохранившуюся в памяти?