Комната неизвестных (СИ)

   ...А я б отказался, думал Клим, глядя на Эскулапа исподлобья. Это что еще за фортели? Одно дело за старыми пердунами смотреть, которых сама матушка-природа не прочь того... А тут девушка, испуганная, почти лысая, с месячными. Как, скажите на милость, с ней работать? Я вон Аньку свою не могу обуздать... Нет, это они специально. Раньше сразу говорили, кого и почему, а теперь - вот... Еще этот Замеров. Он же ее изнасилует за милую душу!

   Не дождавшись ответа, Эскулап посмотрел на Ибрагима и коротко бросил:

   - Подымай.

   Ибрагим прокашлявшись, взял Наташу под локоток.

   - Пойдемте. Нам на пятый.

   Он повел ее к лифту. Она не сопротивлялась, только с непонятной тоской оглядывалась на Эскулапа. Тот на нее больше не смотрел. Когда дверцы лифта закрылись, Эскулап достал пачку сигарет и предложил Климу. Клим отказался, и Эскулап закурил один.

   - Скольких уже курировал? - спросил он, сделав первую глубокую затяжку.

   - Двенадцать, - невнятно ответил Клим.

   - Двенадцать? - переспросил Эскулап, щурясь от дыма. - У меня написано "тринадцать".

   - Может, и тринадцать, - отозвался Клим. - Я помню двенадцать.

   - С четырнадцатой будет так же, - сказал Эскулап успокоительно. - Она ничем не отличается от тех тринадцати. Сердце, мозг, нервная система. Обыкновенный человек.

   - В этом-то и дело, - буркнул Клим.

   Эскулап с улыбкой затянулся - получилось как издевка.

   - Она сама все сделает, - сказал он, и в голосе его прорезались возмущенные нотки. - Нет на тебе крови. Ни на тебе, ни на мне, ни на ком в Управлении, понял? Это все Комната.

   Клим сглотнул.

   - Одно дело не давать умереть старику, другое - молодой бабе, у которой вдобавок кровь из-под юбки.

   - Ты мне это... смотри! - Эскулап шутливо погрозил двумя пальцами, сжимавшими сигарету, но глаза его оставались серьезными. - И Ибрагима предупреди. И Замерова. Понял?

   Клим, не выдержав взгляда, отвернулся. Губы сами собой неприязненно скривились.

   - А как, по-твоему, другие справляются? - продолжал Эскулап как ни в чем не бывало. - Тут у тебя под боком не то что женщин - детей хоронят и не жалуются. А ты дергаешься... Нет, все у вас получится. Вы, главное, продержите ее подольше, молодые ведь действительно не задерживаются. А что надо - природа докончит.

   - Это у вас уже закономерностью стало? - спросил Клим с горечью.

   Эскулап пожал плечами.

   - Черт его разберет. Не инопланетяне же, в самом деле...

   Он приоткрыл дверь, высунулся из подъезда и кинул окурок в картонную коробку у входа. Сигаретный дым под потолком потянуло наружу, а Климу вдруг стало зябко. Грязная работа, подумал он. И подлая. Валить надо, вот что... Эскулап все стоял, высунувшись наружу, и с удовольствием вдыхал прохладный воздух. Потом он закрыл дверь и сказал:

   - Моего деда в сорок третьем обстреливали в лодке. А он - зеленый, вчера семнадцать стукнуло, а уже где-то в Прибалтике десантируют. Говорил, так страшно было - кричать не мог. Он - хвать за мачту и твердит одними губами: "Помилуй мя, окропи мя иссопом и буду чист", и опять: "Помилуй мя, окропи мя иссопом и буду чист". Это он от бабушки слышал, набожной, еще с царских времен. Наверное, мимо бегал, и приелась фраза. Ничего больше не запомнил. Говорил, думал: грохнут их, а он мачту не отпустит и не утонет, поплывет на ней подальше от минометов - и берегом... Так и не подбили. А уже на берегу минут десять не могли его от этой мачты отодрать, которая, как оказалось, была металлической.

   Он замолчал, растер рукой морщинистое, гладко выбритое лицо и посмотрел на часы. Клим спросил:

   - Вы это к чему, Борис Романыч?

   Эскулап пожал плечами.

   - Так... Порой кажется, что мы как мой дед: держимся за металлическую мачту и надеемся доплыть на ней до берега... Устал я, в общем.

   - А что такое "иссоп"?

   - Кустарник. Греки в лекарственных целях использовали... Ладно. Главное - работайте, и нам спокойней будет.

   Эскулап вышел и прикрыл за собой дверь. Снаружи послышались удаляющиеся шаги.

   Так-то, подумал Клим. Вроде решил отказаться, а получилось, что ничего не решил. Или просто всё уже без меня решили... На лифте ехать не хотелось, и он стал медленно подниматься по лестнице. В подъезде стояла мрачноватая тишина. В прошлый раз было лучше, думал Клим. И стены чище, и этажи светлее. Где же это было? За парком или напротив кинотеатра? Туда б эту Наташу. Некрасиво здесь как-то, не для нее совсем. Даже неудобно... Сюда б Петра Петровича, вот кому плевать было на всех и вся. Старая сволочь, сколько же я с ним намучился... Неужели он и в самом деле тринадцатый? Вроде всегда двенадцать считал. Шестерых с Ибрагимом, плюс со Светлячком столько же. Вместе - двенадцать. Или я уже до того свихнулся, что самое неприятное стало самопроизвольно забываться?..

   Добравшись до пятого этажа, он открыл нужную дверь своим ключом и громко сказал: "Это я!" И сразу же вспомнил, когда и с кем был здесь в последний раз: Анастасия, женщина под пятьдесят, бесцветный взгляд поверх собеседника, настораживающая доброта, любовь к индийским фильмам, грязная седина и о-очень больные ноги.