Комната с белыми стенами

– Ты хотела бы стать богатой? – спрашивает меня Лори.

* * *

Разговоры с Лори утомляют меня. Причина частично состоит в том, что я никогда не знаю, как ему отвечать. Всегда есть правильный ответ и неправильный – для Лори мир поделен на черный и белый, – но он никогда не даст вам ключик к разгадке. Кроме того, он пугающе непредсказуем в отношении буквально всего. Исключение составляет лишь то, что Лори называет «охотой на ведьм», имея в виду матерей, чьи дети умерли в колыбели. Тут он непоколебим, чего не скажешь о прочем.

Должно быть, это как-то связано с его блестящим оригинальным умом. С другой стороны, это делает адски трудной жизнь любого, кто тайно пытается порадовать его, стараясь угадать, чего, собственно, он от них ждет, но при этом выглядеть так, будто они сами себе хозяева и делают то, что захотят, и вообще им наплевать, что о них подумают. Однако, если хорошенько поразмыслить, вряд ли таких много. Возможно, только я одна.

– Не нуждаться в деньгах – да, хотела бы, – наконец, признаюсь я. – Про богатство не скажу, сумасшедшие деньги мне не нужны. Хотелось бы иметь побольше, чем у меня сейчас, но меньше чем… ну, ты сам знаешь.

Я несу чушь, потому что не готова к такому повороту разговора. Я его не предполагала. Я живу в Килберне, в темной квартире с низким потолком и одной спальней в цокольном этаже, под квартирами людей, у которых в каждой комнате звукоусиливающие деревянные полы. Потому что положи они на пол ковры, и это поставило бы под сомнение их принадлежность к верхнему слою среднего класса. Порой мне кажется, что они едва ли не каждый вечер прыгают по своим гостиным на тренажерах «кузнечик», изводя меня постоянным стуком. У меня нет никакого внешнего пространства, лишь прекрасный вид на безукоризненно ухоженную лужайку с розовыми кустами, принадлежащую владельцам тренажеров. Я же в моей квартирке, которую купила четыре года назад, не могу позволить себе даже влагоизоляцию. Звучит забавно, но при этом я не зациклена на богатстве.

– Наверное, я не отказалась бы от хороших денег, – отвечаю я. – При условии, что они достаются не за что-то сомнительное, вроде работорговли.

Я прокручиваю в голове мой ответ. Надеюсь, он прозвучал в меру амбициозно, но в то же время принципиально.

– А если б ты могла делать мою работу и зарабатывать столько же, что и я? – спрашивает Лори.

– Как я могу делать то, что ты…

– Можешь. И будешь. Я ухожу из компании. С понедельника ты занимаешь мою должность креативного директора и продюсера. Мне здесь платят сто сорок штук в год. С понедельника ты начнешь получать эти деньги.

– Что? Лори, я…

– Может, официально и не с понедельника. Не исключаю, что тебе придется подождать повышения зарплаты, – но фактически с понедельника…

– Лори, прекрати! – Раньше я никогда на него не кричала. – Извини, – бормочу я. От неожиданности я на секунду забыла, кто он, и кто я. На Лори Натрасса никто ни разу не посмел повысить голоса. С понедельника ты на моем месте. Не иначе как это шутка. Или он что-то перепутал. Такой, как он, может легко что-нибудь перепутать. – Но это ведь полная чушь, – говорю я.

Я – креативный директор «Бинари Стар»? Я ведь самый низкооплачиваемый работник компании. Тэмсин, помощница Лори, и та зарабатывает больше меня. Я делаю программы, заниматься которыми остальные считают ниже своего достоинства, – о враждующих соседях и бесполезности желудочных бандажей. Эти темы интересны не только мне, но и миллионам зрителей. И пусть коллеги считают меня поставщицей дешевых сенсаций, затесавшейся среди сонма создателей серьезной кинодокументалистики, меня это не трогает. Раффи называет мои программы «милыми пустячками».

Нет, это все-таки шутка. Подвох. Неужели я должна сказать «о, да, конечно», а затем с идиотским видом наблюдать, как Лори заливается смехом?

– Что происходит? – резко спрашиваю я.

Он тяжело вздыхает.

– Я перехожу в «Хаммерхед». Мне сделали предложение, от которого я не могу отказаться, – примерно такое же, какое я сейчас делаю тебе. Дело не в деньгах. Просто мне пора. Я уже засиделся на одном месте.

– Но… ты не можешь уйти, – говорю я, чувствуя при этой мысли пустоту. – А как же фильм?

Он не уйдет, не закончив его. Ни за что на свете. Даже такой тип, как Лори, которого невозможно понять, время от времени оставляет подсказки, что заставляет биться его сердце. Если только эти подсказки не были кем-то подброшены, чтобы нарочно ввести меня в заблуждение, во что верится с трудом, ибо по большей части они прозвучали из уст самого Лори. Жить со скоростью сто двадцать ударов сердца в минуту вместо обычных шестидесяти его заставляет фильм, над которым он работает. Фильм о трех случаях смерти младенцев: дела Хелен Ярдли, Сары Джаггард и Рейчел Хайнс.