Комната с видом на звезды (СИ)

Холодный тон Бориса напомнил, с кем я имею дело. Да, там, на собачьих бегах, мне показалось, что я разглядела в нем человека, но сделать это снова будет непросто.

- Зачем вы так? - не понимала я. - Леша хороший парень, у него доброе сердце. Вам не приходило в голову быть с ним чуть мягче? Он же несчастен и не видит в вас никого другого, кроме тюремного ментора!

- Похоже на комплимент, - мои слова не тронули Бориса. Он шел к парковке, и я зачем-то тащилась рядом. Как же мне достучаться до него? Как объяснить, что жестокость ничего не решает?

- Когда я была маленькой, - вспомнила я, - мы с отцом летом брали велики и выезжали за город, устраивали пикники. Было так весело!

Кроме этих слов в моем голое прозвучало что-то такое, отчего Борис не смог отмахнуться. Детская радость, искренняя и беспечная. И он почувствовал ее. Оттого Артемьев не смог ответить что-то ироничное, хоть в его способностях острить я не сомневалась.

- А что случилось потом? - задал он вопрос. Похоже, он ожидал истории с грустным концом, но пришлось разочаровать его.

- Да ничего, - пожала я плечами. - Просто велики уже не актуальны, и я слишком ленивая, чтобы выползать куда-то. Поэтому мы с отцом играем в нарды.

Только теперь Борис понял меня. Я пытались не разжалобить его, но показать, что можно жить иначе.

- У меня слишком много работы, - упрямо бросил он.

- Как и у моего отца, - согласилась я. - Как и у всех других людей. Это же просто отговорки, они ничего не значат.

Борис какое-то время молчал. Может, он придумывал новую идиотскую шутку, или просто не хотел начинать спор.

- Ладно, признаюсь, ты раздражаешь меня чуть меньше, - почему-то сказал он и отключил сигнализацию на своем автомобиле. - Тебя подвезти?

- Нет, спасибо, - отказалась я. - Ездить в машине с опасными незнакомцами моветон.

Борис захохотал.

- А доставать незнакомцев, это как? - поинтересовался он. Его рука пыталась отдать мне зонт, но я кивком головы отказалась. Тогда он свернул его и открыл дверцу.

- У нас свободная страна, достаю кого хочу, - заявила я.

- Твоя жизненная позиция впечатляет, - улыбнулся Борис из салона. - Впиши это в свое резюме. Креза ведь потребовал у тебя резюме? Иначе инспекторы вернутся и проверят.

Я улыбнулась, глядя в сторону, туда, где над линией горизонта виднелась светлая полоса синего неба. Там не было дождя, ветер пригнал его к нам.

- Что поделать! - проговорила я. - В конце концов, их заключения не самое главное в жизни.

- А что главное? - заинтересовано спросил Борис, и его глаза чуть прищурились. - Семья, которая тебя ненавидит, потому что ты слишком сильно старался для них?

Я услышала в его голосе досаду и злость. Но так злится старик. Он уже ничего не может сделать, да и не хочет. Просто повторяет то, что не дает ему покоя.

- Главное это настоящий момент, - негромко сказала я, обращаясь к старику внутри Бориса. - И то, как ты его проживаешь. Нужно быть счастливым здесь и сейчас.

Артемьев ничего не ответил мне. Какое-то время он смотрел себе под ноги, а потом захлопнул дверцу. Мне почудилось, что Борис улыбнулся, но я видела это сквозь отсвечивающее стекло, поэтому не могу ничего утверждать. В следующую секунду он уехал.

***

В день похорон Вари вновь стояла чудесная погода, почти в точности повторяющая момент смерти женщины. У гроба стояли не только мы с бабушкой. Приехал отец Андрея и Лидия, в которой уже нельзя было угадать сходства с сестрой, а тем более, с той девочкой на фотографии. Их встреча с бабушкой была теплой от радости и влажной от нахлынувших слез. Я заметила, как не хватало им друг друга, и, хоть письма поддерживали меж ними связь долгие годы, они не могли заменить настоящей встречи. Вскоре к ним подошел Юрий Витальевич, которого Лидия узнала не сразу. Не хватало только Кормышова.

Я все еще носила в рюкзаке тот синий блокнот, в котором Варя писала свою трагическую историю. Почерк на его страницах менялся в зависимости от состояния Вари. Порой он тихими, укрощенными буквами строился вдоль линейки. А иногда срывался, точно сердечный ритм, и прыгал по листу, теряя здравый смысл и привычные очертания. Почти до рассвета я отважно пробиралась сквозь эти письмена. Их смысл не сильно разнился с тем, что мне удалось узнать самой, но было приятно ощущать в этом блокноте частицу человеческой души. Написав слово чернилами, мы даем ему силу, которую не может забрать смерть. Я достала дневник Вари и подумала, что будет правильно отдать его отцу Андрея. Он первый, кого коснулся этот обман. Пусть прочтет правду и знает, что его мать ни в чем не виновата, и все, что сейчас обрушилось на него, лишь следствие чудовищной болезни разума.

- Это принадлежало ей, - проговорила я, не осмеливаясь назвать Варю матерью этого человека. - Возьмите.

Андрей в этот момент подошел к отцу и вопросительно взглянул на нас.

- Не думаю, что я имею отношение к этому, - сказал отец Андрея. - Может, ты возьмешь?

Он кивнул сыну.

- Дневник твоей бабушки, - пояснила я. Сажнев какое-то время смотрел на него, на мою протянутую руку, а потом покачал головой.