Комната с видом на звезды

— И вы ни разу не навестили ее за все эти годы? — едва слышно спросила я.

— Хотел, — признался Юрий Витальевич. — Хотел, но так и не смог. Не смог…

— Она родила еще одного ребенка, — сообщила я. — Сына.

— Откуда ты знаешь? — удивился профессор. Он явно не ведал ничего о жизни Вари после ее заключения в лечебнице. Я вкратце пересказала болтовню медсестры, и Афанасьев пожал плечами.

— Да, это могло быть правдой, — проговорил он. — Жаль, тот другой ребенок не принес ей исцеления…

Компьютер стал издавать пикающие сигналы. Я подумала, что библиотекарше удалось что-то сделать, чтобы вернуть освещение, но лампы над нами так и не зажглись. А экран вдруг замигал, по нему прошлись серо-черные помехи, и я увидела возникшее изображение. Я не сразу поняла, что это. Фото. Фото читального зала. Судя по расположению предметов, фотограф стоял в дверях. За одним из компьютеров сидела девушка, и через долю секунды с ужасом пришло осознание, — это я в данный момент. Передо мной, в том месте, где сидел Юрий Витальевич, была какая-то фигура. В моей груди возникло давящее, тревожное чувство, быстро растекающееся по всему телу. Очевидно, что фото сделано прямо сейчас, но мой взгляд, брошенный на дверь, не увидел там даже намека чьей-то тени. Похоже, мои глаза были полны ужаса, и Юрий Витальевич заметил это даже в полумраке. Не задавая лишних вопросов, он вскочил так быстро, как только мог и заглянул в монитор.

— Профессор, там должны быть вы, — прошептала я. Но на фото изображен молодой парень. Афанасьев молчал. Я подняла взгляд на него и увидела его прикрытые, истонченные старостью веки.

— Там и есть я, — заявил Юрий Витальевич. — Только мне здесь примерно столько же, сколько и тебе сейчас.

Старик опустился на стул. На его лице не было испуга, только смирение. Через секунду экран компьютера потух, и мы остались в сумраке. Словно не живые люди, а два манекена в большом зале. Через несколько минут вспыхнул свет, и компьютер снова загудел. Вошла библиотекарша, что-то бормоча себе под нос, и я в шутку спросила себя, а не она ли сделала фото.

— Как вы думаете, что это значит? — поинтересовалась я, наклонившись к профессору, словно боясь, что мои слова разлетятся по этому залу так же, как и желтоватый электрический свет.

— Что кто-то следит за нами, — проговорил Афанасьев. — А еще неплохо пользуется компьютером.

Я кивнула. Кто-то сфотографировал нас, а потом прислал фото на выключенный компьютер. Выключенный!

— Может, кто-то еще узнал об этой истории с Варей и хочет теперь шантажировать вас? — предположила я. Ведь то, что Юрий Витальевич здесь примерно в том же возрасте, в каком он был во время вышеупомянутых событий, явно не случайность. К тому же, теперь он большой человек, известный профессор. Что будет, если общественность узнает его причастность к такому делу? Кто-то вполне мог воспользоваться этим, чтобы стать чуть богаче.

— Увидим, — пробормотал профессор. — А сейчас давай-ка уйдем отсюда.

* * *

После случившегося в библиотеке я с особым волнением шла в лавку. В пальцах поселилась навязчивая дрожь, вечно приходящая вместе с нервами и плохими мыслями. Я не знала, удалось ли Освальду Павловичу договорится с инспекторами, поэтому уже готовилась увидеть «Саламандру» закрытой, а снаружи еще и оцепленной лентой для пущей показухи. Но лавка работала, из ее больших окон по-прежнему мягко струился свет, и я с облегчением вошла внутрь. Покупателей не было, и Освальд Павлович, услышав звон колокольчика, вышел в торговый зал.

— А, студент! — весело произнес он, и кожа вокруг его глаз сложилась в глубокие лучики. — Чего расскажешь?

— Здрасьте, Освальд Палыч! — отсалютовала я и вперила в него подозрительный взгляд. — Не заговаривайте мне зубы. Жду подробностей инспекции.

Посмеиваясь, Креза достал из-под прилавка какие-то бумаги и показал мне.

— Пожалуйста, получите и ознакомьтесь, — попросил он. Наискосок через весь лист стояла большая печать с надписью «Одобрено».

— Сработало? — обрадовалась я, не понимая ни слова в этих мудреных документах.

— А то! — самодовольно заявил Освальд Павлович. — Деньги решают все.

— Надеюсь, он отстанет от вашей лавки, — пробормотала я, понимая, что следующий проступок Креза не спустит своему сыну. Но было приятно, что хотя бы эту выходку он не принял близко к сердцу. Что ж, лавка продолжает работать в прежнем режиме. В смежной комнате послышалась какая-то возня, и я догадалась, что это Фортуна. Наверное, как всегда свернулась в кресле хозяина и столкнула с подлокотника оставленную книгу.

— Пришла, — кивнул Креза с улыбкой, тоже услышав активность в комнате. — Я тебе говорил, что мы собираемся на соревнования?

Освальд Павлович всегда рассказывал о своем питомце так, словно это его ребенок.

— И когда они? — осведомилась я.

— В субботу, — ответил Креза.

— Это же завтра, — сказала я. — А вы успеете подготовиться?

— Что нам готовиться! — засмеялся Освальд Павлович. — Мы в этих делах не первый год. Главное вовремя послать им документы. Я сегодня утром отправил с курьером, а днем они уже позвонили и сказали, что заявка принята на обработку.