Комната с видом на звезды

— Значит, это вы сделали? — у меня не было сомнений в причастности Бориса к исчезновению паспорта Фортуны.

— Кристина, — вкрадчиво произнес Борис. — Вы же Кристина, кажется? Вы не представляете, как утомительно быть первым злодеем в городе. Не успеешь прийти на собачьи бега, как тебя уже обвиняют в неизвестных злодеяниях.

— Вы украли ветеринарный паспорт Фортуны, — я не собралась играть по правила Артемьева и вступать в перепалку, из которой с таким соперником победителем мне явно не выйти.

— Поаккуратнее со словами, милочка, я ничего не крал, — попросил Борис. -

Вы пришли, чтобы сообщить мне только это?

Я покачала головой. Мне вдруг стало грустно смотреть на Бориса, на то, в кого он превратился. Бессердечный мужчина, который опустился до того, что мстит немощному, хоть и по-прежнему чертовски упрямому старику.

— Он не поджигал вашей кофейни, — негромко сказала я.

— И вы можете это доказать? — при этих словах бровь Артемьева надменно приподнялась.

— А вы можете доказать обратное?

— Мне это не нужно, — пожал плечами Борис, явно давая понять, что он уже все решил. Но мой гнев теперь утих, и я устыдилась той вспышки, которая охватила меня минуту назад. Злоба никогда не поможет что-то решить. Она лишь отравляет душу и сердце.

— В детстве вам пришлось нелегко с отцом, и я его не оправдываю, — проговорила я. — Но это давно в прошлом, и в глубине души он раскаивается за каждый раз, когда был неправ с вами. Он злился не на вас. Пора забыть ту историю и жить дальше!

Борис поправил волосы, которые лезли в глаза от набирающего силу ветра.

— Чего ради? — усмехнулся Артемьев. — Сейчас мне довольно весело.

— Фортуна много значит для Освальда Павловича, — проговорила я, стараясь не слушать равнодушный тон Бориса. Очередь постепенно продвигалась вперед, и взглядом я пыталась фиксировать свое место в ней.

— У вашего отца никого больше нет.

— Как и у меня в семнадцать лет, — добавил Борис, и сдержанная ярость хлынула сквозь эти слова. — Когда я оказался на улице, скитался по подвалам и работал как каторжный. Когда вместо института я закончил техникум и много лет был простым рабочим, прежде чем все-таки поймал удачу за хвост. И, хочу заметить, у меня не было хорошенькой студентки, которая бегала к моему дорогому папочке и просила его пожалеть меня. Зачем вы помогаете ему? Что он сделал для вас?

— А это обязательно? — поинтересовалась я. — Человеку не нужно что-то делать, чтобы получить дружбу. Иногда люди могут просто поговорить.

— Ну так знайте, что вам не удастся разжалобить меня своими разговорами, — отрезал Борис, и досада оглушила меня. Показалось, что я зря трачу время.

— Я знаю, потому что у вас нет сердца, и ничего нет, кроме комка злобы внутри, — кивнула я. — От того, что вы сделали сегодня, ничего не изменится. Мы просто заберем Фортуну, вернемся в лавку и посмеемся над этим. Но может вам уже надоело подстраивать гадости своему отцу? Может, пора уже сделать что-то хорошее и просто жить дальше?!

Артемьев смотрел на меня уже знакомым взглядом. Тем самым, который я видела у кофейни, и после которого он просто рассмеялся мне в лицо, поэтому я не могла ему верить. Он ничего не отвечал, но и не уходил. В другом конце арены первые выступающие уже готовили собак к полосе препятствий, и мне нужно было забирать Фортуну. Еще раз взглянув в непроницаемое лицо Артемьева, я пошла к ангару.

Когда поводок Фортуны оказался в моих руках, я поняла, что удержать ее будет непросто. Благо овчарка оказалась умной и шла рядом со мной, за что я была ей благодарна и гладила по загривку. Освальд Павлович сидел на прежнем месте, озабоченно вертя головой, точно намокший воробей.

— Ну, наконец-то, чего так долго! — принялся ворчать он, когда Фортуна бросилась к нему.

— Длинная очередь, — сказала я, стараясь не смотреть в глаза Крезе. Мне не хотелось говорить о том, что здесь его сын, который явно принял не последнее участие в пропаже ветеринарного паспорта.

— Будем уходить? — спросила я, и Освальд Павлович кивнул. Он с трудом поднялся, и мы медленно побрели к выходу. Глаза Крезы с тоской вглядывались в зеленое поле арены, и мне было жаль старика. Он так хотел посмотреть на победу Фортуны. Она ведь невероятно ловкая, наверняка завоевала бы еще одну медаль. Фортуна — последняя радость, оставшаяся у него, и вот они даже не попали в турнир.

— Теперь по новый этот паспорт делать, — проговорил Освальд Павлович.

— Ничего, в следующий раз зато точно покажете, как надо проходить полосу препятствий, — я пыталась произнести эту фразу бодро, но вышло по-идиотски. Навстречу нам шла девушка с регистрационного столика, и я понадеялась, что Освальд Павлович не взбесится, снова увидев ее. А она направлялась именно к нему.

— Посмотрите, это ваш паспорт? — спросила она, пихая в руки Крезе какой-то буклет. Освальд Павлович развернул его и пробежал по нему глазами.

— Разумеется, не мой! — заворчал он — Я что, похож на овчарку? Это паспорт Фортуны. Написано же здесь…