В тот день, рассматривая «находки» доктора Шарьера, я вдруг ощутил на себе чей-то пристальный взгляд — такую защитную реакцию организма некоторые любят называть «шестым чувством». Соблазн обернуться был велик, но я пересилил себя; открыв крышку часов, я поймал на ее зеркальную поверхность отражение находившегося позади меня окна и с содроганием увидел размытые очертания чудовищного подобия человеческой физиономии. В испуге я тут же повернулся лицом к окну, но в окопном проеме не было никого и ничего — лишь какая-то тень мелькнула и исчезла в зарослях старого кустарника. А потом… Боже, я до сих пор не могу понять, действительно ли я видел тогда ту высокую, странно согнутую фигуру, проковылявшую неуклюжей походкой в темноту сада. Во всяком случае, в тот момент у меня достало разума не преследовать ее. «Эта тварь явится сюда еще раз, кем бы она ни была», — решил я.
Мне оставалось полагаться только на свое терпение. В ожидании повторного появления неуловимого ночного пришельца я напряженно размышлял над тем, откуда он мог взяться, и прокрутил у себя в голове имена всех обитателей Провиденса, у которых дом на Бенефит-стрит уже давно не вызывал ничего, кроме глухой ненависти. Вполне возможно, что они хотели запугать меня и тем самым заставить убраться прочь из особняка Шарьера — не ведая, видимо, о том, что дом снят мною лишь на короткое время. Предположение, что в кабинете хранилось нечто представляющее для них значительный интерес, я вынужден был отбросить — у воров была уйма времени для того, чтобы растащить все находившееся в доме имущество за три года после смерти доктора, когда особняк стоял совершенно пустым. В общем, тогда я так и не пришел к какому-то определенному выводу. Даже весьма необычный облик моего ночного гостя не навел меня на верную догадку — это был как раз тот случай, когда дилетант мог бы иметь преимущество перед профессионалом, который привык доверять только фактам и никогда не давать воли своей фантазии.
Сидя в кромешной тьме, я как никогда остро ощущал ауру этого дома. Даже сама темнота казалась одушевленной, но как непередаваемо далека была эта жизнь от Провиденса с его повседневной будничной суетой! Помимо мускусной вони, характерной для вольеров с рептилиями в зоопарках, я отчетливо различал запах гниющего дерева и пропитанного сыростью известняка, из которого были сложены стены погреба. Это был дух тлена — всесильное время наконец-то основательно взялось за старинный особняк. К этому духу примешивался запах животного мускуса, витавший в темных помещениях дома, — поначалу слабый, но далее усиливавшийся с каждой минутой.
Мое напряженное ожидание длилось уже больше часа. За все это время я не услышал ни единого постороннего шума.
И вдруг тягостную тишину нарушил какой-то слабый, непонятный звук. Чем-то он напоминал отрывистый рык аллигатора, но я не осмелился довериться своему вконец расстроенному воображению и решил, что это просто скрип дверных петель. Как бы то ни было, кто-то действительно вторгся в мои владения, и это не прошло для меня незамеченным. Но следующий звук буквально потряс меня — это был шелест бумаг в кабинете. Таинственный визитер каким-то непостижимым образом прокрался туда у меня под носом и преспокойно рылся в документах! Столь самоуверенное, если не сказать наглое, поведение незваного гостя подвигло меня на решительные действия, и, выхватив из кармана фонарь, я направил яркий луч света на стол, откуда доносилось шуршание листов.
Первые несколько секунд я просто отказывался верить своим глазам, ибо стоявшее у стола существо не было человеком — это была омерзительная пародия на него, какой-то мутант, гуманоид-рептилия. От растерянности и страха я совсем потерял голову и, слепо повинуясь инстинкту самосохранения, выхватил пистолет и четырежды выстрелил в монстра. Я стрелял практически в упор, и ни одна из четырех пуль не прошла мимо цели.
Я до сих пор не устаю благодарить Всевышнего за то, что память моя сохранила лишь смутные, фрагментарные воспоминания о дальнейших событиях. Страшный грохот… исчезновение чудовища… свет фонаря… преследование… Пустившись в погоню, я убедился в точности своих выстрелов — от стола в кабинете к окну вели кровавые следы. Оконное стекло было высажено вместе с рамой. Сколь бы ни был ночной пришелец быстр и силен, я тяжело ранил его, и это значительно уменьшало его шансы на спасение; к тому же блестевшие в свете фонаря кровавые следы и густая мускусная вонь выдавали направление, в котором он убегал от меня.