Комната снов. Автобиография Дэвида Линча

Фильм, который я снял на остатки денег Барта, «Алфавит», частично о школе и образовании, организация которого напоминает сущий ад. Когда я впервые задумался о создании фильма, то услышал ветерок и уловил движение. Звук ветра был в той же степени важен, что и движущаяся картинка – моя идея подразумевала и звук, и движение одновременно. Мне было необходимо записать несколько звуков для «Алфавита», и я отправился в лабораторию «Calvin de Frenes», и взял напрокат магнитофон марки «Uher». Немецкий, очень хороший. Я записал кое-что, но потом понял, что он был сломан, и звуки оказались искажены – и мне так понравилось! Невероятно. Я вернул его и сказал, что он был сломан, так что с меня не взяли деньги и при этом я получил замечательную звуковую дорожку. Затем я посмотрел, что еще имелось в наличии у Боба из «Calvin de Frenes» и нашел микшер на четыре трека. Мы с Бобом тут же все свели. Сведение звука и получение результата были самой настоящей магией.

До того, как я сошелся с Пегги, у меня были непродолжительные отношения, но потом я двигался дальше. Я недолго встречался с девушкой по имени Лоррейн – она была студенткой-художницей и жила с мамой в пригороде Филадельфии. Лоррейн походила на итальянку и была веселой девочкой. Мы были в доме ее мамы, где мы все втроем спускались в подвал, открывали холодильник и выбирали «телеужин», готовые полуфабрикаты, которые мама разогревала для нас. Просто кладешь в микроволновку и почти сразу получаешь целый ужин! И как же они были хороши! С Лоррейн и ее мамой было весело. Лоррейн в конечном счете вышла замуж за Дага Рэндалла, который фотографировал меня, когда снимали «Бабушку». Еще я недолго был с Марго, а потом с Шейлой. Еще мне очень нравилась Оливия, та, которую арестовали, но она не была моей девушкой. Был такой фильм, назывался «Жюль и Джим», так вот я, Оливия и Джек напоминали его персонажей – мы всюду ходили вместе.

Пегги была первой, в кого я влюбился. Я любил Джуди Вестерман и Нэнси Бриггс, но они не имели ни малейшего представления о том, чем я занимался в студии, и им были предначертаны другие судьбы и другая жизнь. Пегии знала все и была моей самой преданной поклонницей. Я не умел печатать, и Пегги печатала мои сценарии, и она была такой невероятной, такой невероятной… Все началось с дружбы, когда мы просто сидели в магазинчике рядом с Академией и говорили, и это было изумительно.

Однажды Пегги сказала, что беременна. Одно к одному, и мы поженились. Все, что я помню о нашей свадьбе – что Джек надел на нее рубашку как у водителя такси. Я любил Пегги, но не знал, поженились бы мы или нет, если бы она не забеременела – ведь брак не вписывается в жизнь человека искусства. По мне и не скажешь, что в мою голову приходили подобные мысли, поскольку я был женат четыре раза. Так или иначе, спустя несколько месяцев родилась Дженнифер. Когда это произошло, отцов не пускали родильную палату, и когда я спросил, могу ли я войти, на меня странно посмотрели. Акушер сказал: «Посмотрим, как вы справитесь», смыл с Пегги кровь, и я не упал в обморок, затем ее стошнило, и это тоже меня не испугало. После этого акушер сказал, что мне можно войти. Я продезинфицировал руки и вошел. Было хорошо. Я хотел увидеть это ради того, чтобы увидеть. Рождение ребенка не побудило меня остепениться и быть серьезнее. Это было… не как завести собаку, но как будто в доме появилась некая новая текстура иного вида. Малышам нужны определенные вещи, и некоторые из них я мог дать. Мы слышали, что они любят смотреть на перемещающиеся объекты, и я брал спичечный коробок, сгибал все спички в разные стороны, привязывал их к нитке и играл ей перед лицом Джен, крутил, как игрушку. Думаю, это повысило ее IQ, ведь Джен такая умница!

Я всегда чувствовал, что работа для меня главное, но есть отцы, которые очень любят проводить время с детьми, ходят в школу по их делам и все такое. Таких в моем поколении не было. Мои родители никогда не ходили на наши бейсбольные матчи. Это было наше дело! Зачем им идти? Они должны работать и делать свои дела. А это наши дела. А теперь все родители приходят, болеют за своих детишек. Просто смешно.