Комната спящих

– Сюда, пожалуйста, – сказал мистер Хартли. Он стоял перед машиной с моим чемоданом.

Мы поднялись на веранду, и завхоз достал из кармана пальто связку ключей. Отпер дверь, и мы вошли в просторный, но тускло освещенный вестибюль. Стены были оклеены обоями в викторианском стиле – мрачные бордовые полоски оживлял несколько полинявший золотистый цветочный узор. У лестницы стояли доспехи, которые уже лет двести никто не полировал. Вслед за мистером Хартли я поднялся на первый марш, где мы прошли прямо под головой оленя с черными стеклянными глазами. Когда дошли до второго этажа, мистер Хартли отпер еще одну дверь, включил свет и провел меня в широкий коридор, по обеим сторонам которого виднелись ряды дверей. Он протянул мне ключ.

– Вот, других ключей вам не понадобится, сэр. В остальных комнатах на втором этаже никто не живет.

Мне показали спальню, кабинет, маленькую кухоньку и ванную. Мебель была простая и практичная, за исключением элегантного антикварного бюро, украшенного красивой резьбой. Я представил, как сижу за его столешницей и пишу монографию.

– Принести вам завтрак сюда, сэр? – спросил завхоз. – Или пожелаете присоединиться к медсестрам в столовой для персонала?

– Если вам не трудно, хотелось бы позавтракать здесь.

– Я скажу миссис Хартли. В семь утра нормально?

– Более чем.

– Чуть не забыл! Звонил доктор Мейтленд. Приедет завтра в пол-одиннадцатого. Так что раньше его не ждите. – Мистер Хартли убрал ключи обратно в карман. – Есть вопросы, сэр?

Я хотел попросить чашку чаю, но не осмелился.

– Спасибо большое. И за то, что забрали со станции, тоже. Очень любезно с вашей стороны.

Завхоза моя благодарность нисколько не тронула. Он довольно резко произнес:

– Спокойной ночи, сэр.

Я запер дверь, ведущую на лестничную площадку, и начал распаковывать чемодан. Развесив рубашки в платяном шкафу, сложил другую одежду в ящики, а остальные вещи – по большей части книги и документы – отнес в кабинет.

Покончив с этим, я отправился в ванную, умылся и почистил зубы. Раковина была глубокая, поверхность ее покрывали тонкие трещинки. На обоих кранах были круглые эмалевые медальоны, черными буквами на них было написано «Гор.» и «Хол.». Подняв голову, присмотрелся к своему отражению. Пальцем оттянул веко и поглядел на бледно-розовую слизистую оболочку.

Вдруг раздался звук, напоминающий вздох. Прямо у меня за спиной.

Уставившись в зеркало, я убедился, что в ванной никого нет.

Маловероятно, чтобы кто-то скрывался в коридоре. Шагов я не слышал, только этот странный вздох. Тем не менее я решил проверить, даже заглянул в несколько смежных комнат, проверяя, нет ли там кого.

Из крана продолжала течь вода, и я уже собирался вернуться в ванную, чтобы выключить ее, но какое-то смутное предчувствие заставило меня замереть. То же самое испытывает человек, не решающийся пройти под стремянкой, потому что это дурная примета. Собственная впечатлительность рассердила меня, я решительно зашагал по линолеуму, взялся за вентиль и с силой повернул, выключая воду. Снова посмотрел на свое отражение, на этот раз с легкой опаской, и вынужден был заключить, что выгляжу неважно: цвет лица желтоватый, глаза красные. День был долгий, я определенно переутомился. Голова пульсировала от боли.

Я вернулся в спальню, надел пижаму и лег в кровать. Слушал тихую музыку набегающих на гальку волн, и мне казалось, будто Лондон далеко-далеко. Я снова подумал о маленьком происшествии в ванной. Если услышанное мною на самом деле было просто шумом в трубах или, скажем, результатом специфической акустики здания, удивительно, до какой же степени этот звук напоминал человеческий вздох. Это обстоятельство меня смущало.

Я повыше натянул одеяло в свежевыстиранном, накрахмаленном пододеяльнике, и потянулся выключить лампу. Я очень утомился за день, но заснул далеко не сразу.

Глава 2

Никогда не забуду, как в первый раз вошел в комнату сна. Спустился по лестнице в подвал в сопровождении Мейтленда, безупречно одетого и подкреплявшего воодушевленную речь энергичными жестами. Он открыл дверь, и я шагнул за порог, преодолевая не только физический, но и психологический барьер. Медсестра сидела на своем месте, единственная настольная лампа создавала в темноте островок света. Раздавались знакомые звуки электроэнцефалографа, но главное, на что я обратил внимание, – шесть занятых кроватей. Шесть женщин в белых рубашках крепко спали, у одной из них от головы тянулись провода, будто головное украшение какого-то племени.

Наркоз, или лечение глубоким сном, как метод возник в двадцатых годах, хотя, если верить Мейтленду, продолжительный сон является одним из старейших способов лечения в области психиатрии. Тысячи лет люди используют алкоголь, чтобы «забыться», а в девятнадцатом веке некоторые передовые врачи пытались лечить душевнобольных при помощи опиума и хлороформа, но только с появлением барбитуратов наркоз шагнул на новый уровень. Мейтленд был пионером и продвигал новый метод лечения, сочетавший продолжительный сон с использованием современных лекарств и электрошоковой терапии.