Комната страха

– А мне плевать, – мрачно заявил Сидоренко уже с набитым ртом. – У меня аккумулятор вот-вот сдохнет. Встану на дороге – кто будет виноват?

– Ты и будешь виноват, – рассудительно ответили ему.

– Правильно, вали все на Сидоренко! – уничтожающе прохрипел он. – А чего я за все должен отдуваться? За тачку отвечай, жрать в последнюю очередь. Дошло до того, что бабе этой звонить пришлось. А чего я – чумной какой? Почему я должен звонить?

– Ты же у Ильи дружок первый был, – холодновато произнес его собеседник. – Тебе вроде с руки… А вообще ты помалкивал бы об этих делах! Мирон услышит – неприятность получится.

– А я и Мирону то же самое скажу, – уже не так уверенно произнес Сидоренко и после этого на некоторое время замолчал.

Однако что-то не давало ему покоя, и через некоторое время он опять спросил:

– А что это за лохи там в коридоре ходят? Морды протокольные. Они мне сразу не показались. Кто такие?

Ему что-то ответили – коротко и негромко, но Гуров не расслышал. Тем более что в этот момент Самохин за его спиной прошипел:

– Лев Иванович, идет кто-то!

Действительно, где-то поблизости – скорее всего, в прихожей – затопали шаги. Гуров сообразил, что подняться наверх они уже не успеют, а попадаться на глаза леснику или неведомому Мирону ему не хотелось. Он быстро огляделся. Чуть подальше была еще одна дверь. Гуров шагнул к ней и потянул за ручку. Дверь открылась. Внутри было темно. Гуров мотнул головой, и Самохин мигом подскочил к нему.

Они успели спрятаться в последний момент, когда в коридоре появилось новое лицо. Гуров видел этого человека через неплотно прикрытую дверь. Тот же не мог его видеть, тем более что спешил и не смотрел по сторонам. Это был коренастый упитанный мужчина лет сорока в короткой кожаной куртке и кепке, надвинутой на глаза. Дойдя широким шагом до столовой, он резким движением распахнул дверь и гаркнул:

– Все! Кончай хавать! По коням, ребята!

В ответ раздалось недовольное ворчание, но коренастый грозно цыкнул, и все смолкло. Снова зазвенела посуда, послышался шум отодвигаемых стульев, шарканье подошв, и из столовой один за другим начали выходить люди. Вместе с Сидоренко их оказалось всего пять человек – все молодые, здоровые парни в рабочей одежде.

– Шевелись! – прикрикнул коренастый и, вдруг подозрительно оглянувшись, добавил многозначительно вполголоса: – Люди тут какие-то посторонние появились. Не хочу я, чтобы нас видели. Вопросы всякие начнутся, да и вообще… Так что сваливаем по-быстрому!

– Мирон, мне аккумулятор новый нужен, – мрачно пробубнил Сидоренко, выходивший последним.

Коренастый ожег его гневным взглядом и показал кулак.

– Я тебе сейчас саккумулирую! – пообещал он. – Быстро в машину! Все вопросы потом.

Он повернулся на каблуках и пошел к выходу, обгоняя своих подчиненных. Через несколько секунд коридор опустел, и шаги загремели уже на крыльце.

– Черт, их-то собаки не трогают! – с завистью заметил Самохин.

– Ученые! – отозвался Гуров. – В смысле, собаки.

Он оглянулся. За его спиной находилось окно, выходившее во двор. Гуров подошел к нему и выглянул наружу.

Парни, возглавляемые Мироном, деловито шагали к машинам. Площадка под тентом была залита электрическим светом – лесник зажег фонарь, укрепленный на столбе. Лохматые собаки, не двигаясь с места, внимательно и строго наблюдали за шествием. Они расположились как раз посредине между домом и площадкой, контролируя практически всю территорию. Их мелкого приятеля что-то не было видно, но это мало утешило Гурова.

– Вот же оказия! – с досадой сказал он. – Никогда не понимал собак, а они не понимали меня. Но выбора нет. По крайней мере, одну машину мы должны остановить. Лучше все-таки ту, которую поведет Сидоренко. Он человек нервный, с комплексами, расколется быстро.

– Не получится, Лев Иванович, – виновато сказал Самохин. – Не успеем остановить. Пока будем выходить да пока с собаками разбираться… Они нас ждать не станут. Одна надежда, что полковник Крячко дорогу перекроет.

– На это надеяться нельзя, – покачал головой Гуров. – Крячко они просто сомнут. Тем более что он у нас хромоногий. Придется нам постараться. В крайнем случае стреляй по шинам. Ответственность я беру на себя.

– А по собакам можно? – спросил Самохин, тут же доставая табельный пистолет и передергивая затвор.

– Только если будет угроза жизни и здоровью, – сказал Гуров и направился к двери. – Поторопись! Уже садятся.

Действительно, на улице захлопали дверцы машин, заурчали моторы. Гуров прибавил шагу. Но едва он выскочил в коридор, как тут же едва не столкнулся нос к носу с лесником, который недоверчиво и строго уставился на него.

Лесник по-прежнему был в дождевике и фуражке. Но на этот раз в его внешности произошли кое-какие изменения – в правой руке стволом вниз он держал ружье, и это дополнение очень не понравилось Гурову. Но это было еще не все. За спиной у лесника, тяжело дыша, шел огромный пес с глазами убийцы. Он не выказывал никаких признаков агрессии, но от одного его взгляда становилось холодно на душе.