Комната в отеле «Летящий дракон»

Во мраке я спускался по винтовой лестнице, держа ключ наготове. Почувствовав под ногою каменный пол, я ощупью нашел дверь и в ней замочную скважину. На сей раз, благодаря моей осторожности, дверь открылась тише, чем накануне. Я шагнул в густые заросли; здесь было почти так же темно, как на лестнице.

Заперев дверь, я стал прокладывать путь к моей цели; кусты постепенно редели и сменялись деревьями, среди которых я пробирался с уже меньшим трудом, держась поближе к опушке.

Наконец в темноте между мощными стволами, ярдах в пятидесяти от меня, призрачно забелели колонны греческого храма. Все складывалось благоприятно. Я успешно ввел в заблуждение Сен Клера и хозяина «Летящего дракона», а ночь была так темна, что и самым бдительным из обитателей гостиницы не удалось бы удовлетворить своего любопытства, хотя бы они выставили в каждом окне по соглядатаю.

Ступая по корням старых деревьев, добрался я до моего наблюдательного пункта. Поставив зачехленный сундучок в проем в стене, я облокотился на него и взглянул на старый замок. Контуры его, едва различимые во тьме, сливались с небом. Света не было ни в едином окне. Мне оставалось лишь ждать, но как долго?

Итак, я стоял, опершись на мои сокровища, вперив взор в темнеющую громаду замка; как вдруг среди страстных и восторженных мечтаний случилась мне одна странная мысль; вы скажете, что она, пожалуй, могла бы осенить меня и пораньше. Однако она пришла сейчас, и почудилось сразу, будто мрак кругом сгустился и из ночной тьмы повеяло холодом.

А что если мне, как и остальным постояльцам, о которых выслушал я столько историй, суждено исчезнуть? Разве не сделал я все мыслимое и немыслимое, дабы скрыть свои действительные намерения и направить окружающих по ложному следу?

Эта леденящая мысль змеею вползла в мое сознание — и тут же исчезла.

Во мне играла молодость, жизнь вступала в самую прекрасную пору: пришло время погони за счастием, время бурных страстей, порывов и приключений! Вот пара двуствольных пистолетов — четыре жизни в моих руках! Да и откуда может грозить опасность? Граф? Что за дело мне до него? Когда бы не моя Дульсинея, мне было бы решительно все равно, попадется ли сегодня на моей дороге этот трусливый старик, дрожавший от страха перед задирой-полковником. Я пытался вообразить самое худшее; но имея в союзницах отважную, умную и прекрасную графиню, вправе ли я думать о неудаче? Подобные фантазии просто смешны!

Пока я беседовал таким образом сам с собою, в окне зажегся условный свет. Цвет его был розовый, couleur de rose,[30] символ радужных надежд, цвет зари счастливого дня.

Свет из трехарочного окна лился неяркий, но ясный и ровный; каменные колонны, разделявшие стекла, стали на розовом фоне еще чернее. Я тут же подхватил сундучок и торопливо зашагал в сторону замка; губы мои шептали слова страстной любви. На пути не встретилось мне ничего, что могло бы помешать осуществлению нашего замысла: ни огней, ни голосов, ни звука шагов, ни лая собаки — никаких признаков жизни. Штора была опущена. Подойдя ближе, я обнаружил, что к высокому окну башни ведет лестница в несколько ступенек, а ячеистая середина окна отворена, наподобие двери.

Вот на тяжелую ткань легла изнутри чья-то тень, затем штору отдернули, и, уже поднимаясь по ступеням, я услышал нежный шепот:

— Ричард, ах, Ричард! Милый мой, приди! Приди же скорее! Как долго ждала я этой минуты!

О небо, она была прекрасна! Любовь моя достигла высшего накала, и в порыве восторга я жаждал сразиться с действительною опасностью, достойной этого восхитительного создания. После первого бурного приветствия она усадила меня на диван подле себя, и несколько минут мы беседовали. Она сообщила мне, что граф с похоронною процессией отбыл на Пер-Лашез и теперь они проехали, должно быть, не меньше мили; а вот и драгоценности — и она торопливо показала мне раскрытую шкатулку, где сверкало множество чрезвычайно крупных бриллиантов.

— А это что? — спросила она.

— Сундучок, в котором находятся тридцать тысяч фунтов, — отвечал я.

— Как? И все они здесь? — воскликнула она.

— Конечно, все.

— Да стоило ли брать с собою столько денег, с моими-то бриллиантами? — Она дотронулась до шкатулки. — Для меня было бы особенным счастием, когда бы ты позволил мне, пускай в первое время, обеспечивать нас обоих.

— О милая, о ангел доброты! — воскликнул я высокопарно. — Не забывай, что нам еще долго придется скрывать место нашего пребывания и избегать любого общения.

— Так, стало быть, все эти деньги у тебя с собою? Ты знаешь это наверное? Ты их пересчитывал?

— Да, — ответил я; при этом на лице моем отразилось, возможно, некоторое недоумение. — Я только сегодня забрал деньги от банкира и при этом, разумеется, их пересчитал.