Комната Вагинова

Со слабой надеждой неясно на что Сеня опять озирает всю комнату и наконец садится напротив Сергачева. Чашка, в которую тот налил чай, не производит впечатления чистой. По краям плавает какая-то белая пена. Сеня решает, что это остатки чистящего средства, и делает пару мелких глотков. Расположившись удобнее, он смотрит на куклу балерины в шкафу.

— Это моя муза, — комментирует Сергачев. — После того как она здесь появилась, я придумал все свои программные стихи. Ведь стихи — это вспышка или, лучше сказать, взрыв. Они появляются в голове целиком, нужно просто перенести их на бумагу. Знаете, что такое писать стихи?

— Нет.

— Это значит транслировать мгновенные чувственные состояния.

Сеня делает еще пару глотков. И тут кое-что происходит. Сеня вдруг чувствует, что все предметы оказались вне зоны его досягаемости. Они немного покачиваются, как водные растения. Сеня ощущает слабость и легкую тошноту. Сергачев разглагольствует о природе вдохновения и других подобных материях, и его голос медленно отдаляется. Сеня обращает внимание, что к своему чаю Сергачев так и не притронулся.

Сеня встает и делает пару шагов в сторону двери, потом снова садится. Ему кажется, что у него не получится встать. В конечностях начинает покалывать, кончики пальцев немеют, а глаза закрываются сами собой. Глухой голос Сергачева доносится уже как будто из-под толщи воды. Сон накатывает на Сеню волнами — сон и легкая тошнота. Думая, что общается с Сергачевым во сне, Сеня говорит ему прямо:

— Нет у вас никакого похмелья. Вы только притворялись, что пили вчера. Но зачем?

Сергачев отвечает обеспокоенным тоном. Сеня вылезает из кресла, доходит до двери и принимается отпирать замки, но пальцы с трудом повинуются. Сергачев увещевает, кладет руку ему на плечо, Сеня ее стряхивает. Сеня видел много подобных сцен в фильмах, но еще больше — во снах. В них он спасается от маньяка, пытаясь как можно скорее открыть дверь, но дверь оказывается из желе или сахарной ваты, и он тонет, задыхается в ней — что-то в таком роде. На секунду возникает предчувствие, что сейчас Сергачев ударит Сеню чем-то тяжелым. И Сеня очнется спустя много часов на полу, связанный и проведет остаток дней, слушая стихи Сергачева.

Повернув голову, Сеня замечает на полке возле двери груду мелких вещей в глубокой посудине, и на самом верху этой горы лежит круглая черная крышка от чайника. Сене все-таки удается открыть дверь, он вырывается и бежит к себе, пробираясь сквозь сон, дважды чуть не упав. За спиной все время звучит обеспокоенное бормотание Сергачева. Сеня запирается в комнате и садится, привалившись спиной к двери. Он ненадолго отключается — может, на пару секунд или пару минут. Но когда приходит в себя, то слышит, как Сергачев говорит за дверью: «Некрофил! Вот вы кто — трупоед, некрофил!» В голосе Сергачева улавливается враждебная, злобная интонация — неприкрытая, вызывающая. Тут Сеня поневоле немного приходит в себя и пытается вслушаться.

Сергачев рассуждает о некрофилах, лобызающихся с костями третьесортных покойников. Под землей, соревнуясь с опарышами! Такова их, некрофилов, естественная среда — гниль и мерзость. Всего живого и настоящего они избегают. Вы избегаете! Боитесь того, с чем не можете справиться! О, трусливые черви! Бесталанные, обленившиеся. Прикрываетесь безопасными именами из прошлого, прячетесь у них за спиной! Вагинов — тоже мне, великий поэт! Ну и что нового предложил этот Вагинов? О какой революции в слове мы ведем речь?

Сеня осознает, что под трусливым ленивым червем подразумевается он, Сеня. А что Сергачев имеет в виду, когда говорит о костях третьесортных покойников? Работу над биографией Вагинова. А что он считает настоящим, живым? Свою поэзию. Найдя все неизвестные этого уравнения, Сеня опять засыпает. И сквозь сон повторяет как мантру: «Меня опоили». Зачем Сергачев его опоил? Почему вчера притворялся, что пьет алкоголь? Зачем украл крышку от чайника Лены? Сеня лежит неподвижно, спит тяжелым болезненным сном, наблюдая бегущую строку собственных мыслей. За непрозрачными шторами сгущается темнота, наступает не предсказанное синоптиками похолодание. Сеня мог бы спать так десять или даже двадцать часов, но что-то заставляет его резко очнуться. Он трет глаза и оглядывается. А потом слышит скрежет ключа в двери.

* * *

Нина быстро разочаровалась в так называемой вольной жизни. Вечеринки, концерты, ночные прогулки приводили только к изнеможению. Однокурсники откровенно посмеивались над этой вечно испуганной девочкой с козьей походкой. Нина бродила с потерянным видом от одной группы к другой, не решаясь заговорить. С Ниной никто не знакомился первым. Болезненно худенькая, большеголовая и угрюмая, она была загадкой, которую никто не хотел разгадать.

Нина долго пыталась понять, в чем проблема. Возможно, все дело в родовой травме: из-за нее блокировался участок мозга, ответственный за нормальные человеческие коммуникации. Или за годы затворничества у Нины атрофировались все социальные навыки и потребности? А может, Нина просто была такой: родилась социофобкой и мизантропкой?