Комнатный фонтан

Туг появился Пятница. Возможно, он хотел посмотреть, с кем это я так долго разговариваю по телефону. Я прорычал ему сквозь зубы:

— Сгинь!

Это получилось у меня так четко, по — военному, на одном дыхании, сказал как отрезал. Кыш! — и Пятница, как по команде, тут же развернулся и ушел.

Конни успела за это время повесить трубку.

Я подумал, не набрать ли мне ее еще раз, чтобы хотя бы передать привет Юлии. Но этого, показалось мне, будет как-то маловато. Жена бросает своего мужа (будем смотреть правде в глаза), а он? Он передает ей сердечный привет. Тогда я решил, что, наверное, лучше будет передать Юлии, что мне бы хотелось, чтобы все шло по-старому. Я уже снял трубку, но подумал, что лучше, пожалуй, было бы сказать: «Все должно пойти по-новому».

Я никак не мог решить, на каком из этих двух вариантов мне остановиться. Я сновал по квартире, как зверь в клетке. (Пятница гонялся за мной, считая, наверное, что это такая игра. Или эрзац-прогулка.) Много раз, проходя мимо телефона, я проверял, хорошо ли лежит трубка, которую я на секунду поднимал (ровно на секунду, чтобы не занимать телефон) и снова клал обратно. Про себя я надеялся, что Юлия мне перезвонит. Но когда она не позвонила мне и на следующий день, я запечатал письмо в большой конверт и надписал: «Адресат выбыл!»

При этом я внутренне, учитывая сложившиеся обстоятельства, был даже готов к тому, чтобы простить ей этого треклятого Хугельмана, которого я в разговорах с ней называл не иначе как «твое романтическое недоразумение». (На что мне Юлия обычно отвечала: «Господин Хугельман не мое романтическое недоразумение, а наше общее начальство, понимаешь — он начальник моего отдела!» — Записано со слов, см. Книгу учета. Ладно, оставим. Как говорится, мнения по этому вопросу разошлись.)

От собственного великодушия, толкнувшего меня на то, чтобы всё забыть и всё простить, я чуть не расплакался, и ком подступил у меня к горлу, хотя, честно признаться, с тех пор как у меня снова появились дела, образ Хугельмана успел изрядно потускнеть в моих глазах, превратившись из воплощения мирового зла в маленькую неприятность; он перестал быть для меня каким-то сверхчеловеком, он был простым обыкновенным членом (точнее будет сказать — сочленом) общества. Как и я. Обычное явление, или, что то же самое, обычное недоразумение, о чем уже было сказано выше.

Мое великодушие требовало выхода, но оно было никому не нужно!

Зато я сам был загружен, слава богу, под завязку, так что думать ни о чем другом просто не мог. Я, кстати, не помню, чтобы я когда-нибудь еще работал так напряженно, как в тот период. Даже в жилконторские времена у меня такого не было, ну разве что иногда, перед выборами в Народную палату или перед какими другими праздниками, — тогда, конечно, приходилось крутиться все двадцать четыре часа в сутки.

Однажды, в пятницу вечером, я, как всегда, явился к Штрюверу в гостиницу, чтобы отчитаться за неделю (и заказать себе еще фонтанов), и с удивлением увидел у него на столе вазу с цветами и ведерко с шампанским. Сначала я подумал, что пришел раньше времени, и решил поскорее убраться, сделав вид, что просто ошибся номером, но Штрювер затянул меня обратно в комнату. На журнальном столике тихо мерцал открытый ноутбук.

— Взгляните, — сказал Штрювер.

Я углубился в изучение пестрой картинки. Штрювер изобразил продажи за последние недели в виде графика.

— Наконец, наконец-то мы переломили ситуацию! Я знал, что это произойдет!

Не знал он только одного. Причем не только не знал, но и не догадывался (поскольку у меня до сих пор не хватало духу ему признаться, да и как?), что этим впечатляющим успехом мы обязаны исключительно АТЛАНТИДЕ.

Почтиисключительно, если быть точным. Бывали случаи, когда она наталкивалась на неприятие. Как, например, вопреки ожиданиям, это произошло у моего зубного врача. Я записался для виду к нему на осмотр и мужественно выдержал все процедуры, включая сверлёжку, решив, что для пользы дела можно и пострадать. Когда все было позади, я завел с доктором Пагелем разговор об общеэкономическом положении вообще и положении в индивидуальном секторе в частности, о том, как славно было бы, если бы его приемная стала в некотором смысле центром притяжения, притягивающим как магнит потенциальных пациентов всего нашего квартала. Он смотрел на меня с некоторым удивлением. Так смотрит врач на пациента. После этого я продемонстрировал ему АТЛАНТИДУ. При виде нее он сразу зажмурился и сказал: «Уберите это, господин Лобек». «Понял, — тут же отреагировал я. — Не надо волноваться, нет проблем», — и быстренько подсунул ему ИОНУ. «Ну, только ради вас», — нехотя согласился он наконец, озабоченно глядя поверх очков на новый предмет обихода, и добавил, что у него и так, мол, скопилось слишком много разнообразных технических новинок; я смутно помнил, что сам добыл ему когда-то по блату газовую колонку. Кроме ИОНЫ (вкупе с договором на сервисное обслуживание) мне пришлось дать ему обещание, что я теперь буду ходить к нему регулярно, не реже одного раза в год.