Компаньонка

1 мая 1902 года

Дорогие Сестры,

До моего сведения дошло, что девочка с темными глазами, крещенная Корой, рожденная весной 1886 года в миссии Флоренс Найт, возможно, в ранние годы своей жизни находилась на вашем попечении. Я близко знакома с родной матерью девочки; мать желает узнать, как она растет, но хочет остаться неизвестной, и потому я пишу за нее. Спешу уверить вас, что моя подруга не имеет намерений беспокоить Кору или каким бы то ни было образом вмешиваться в ее жизнь. Но она часто говорит мне, что думает о ребенке, с которым ей пришлось расстаться, и стремится получить любые известия, хорошие или плохие.

На тот счастливый случай, если вы сочтете возможным и захотите сообщить что-то о Коре, я прилагаю конверт с обратным адресом. Заметьте, что в строке обратного адреса уже написано «фонд помощи Ирландии». Прошу прощения за эту уловку и надеюсь, что вас она не смутит, ибо я написала так с единственной целью оградить себя от любых вопросов, которые может вызвать письмо из вашего богоугодного заведения, дабы мне не пришлось прибегать ко лжи либо же выдавать тайну моей подруги.

С благодарностью,

Миссис Мэри О’Делл

Хаверхилл, Массачусетс

Мейпл-стрит, 10

Кора снова и снова перечитывала письмо и так стискивала, что даже помяла края. Письмо поразило, даже напугало ее; и не столько содержание, сколько почерк. Это был ее, Корин, почерк: те же узкие буквы, тот же наклон вправо. Эта Мэри О’Делл, эта «подруга», закругляла петли в «у» абсолютно так же, как Кора. И так же подчеркивала «т» сверху, а «ш» – снизу. Как будто Кора написала письмо своей рукой.

Девочки наверху уже не пели; монотонно бубнил священник – слов не разобрать. Кора глянула на часы. Пять минут. Есть время списать адрес на бумажку. Но она, секунду помедлив, с приятным возбуждением вынула из папки оба письма и спрятала в ридикюль. Вставила обратно булавку и положила папку с единственным листом на место. Закрыла ящик.

У двери оглянулась, убедилась, что оставила все как было, – нехорошо, если немцу за нее попадет. Ей не было стыдно за кражу. Сестры, скорее всего, никогда не откроют папку, а письма эти в любом случае принадлежат Коре.

Немец встал со ступеньки и спустился ей навстречу.

– Нашли, тшего искали? – тихо спросил он, наклоняясь к ней. От него пахло соленым арахисом.

– Да! – прошептала Кора. Она была в таком восторге, что чуть не стиснула его в объятиях, рискуя испачкать платье машинным маслом. – У меня есть адрес! Настоящее имя и адрес! Спасибо вам огромное!

Он нахмурился и поглядел на часы:

– Фыйдем.

Она поняла, что он хочет побыстрее выставить ее за дверь. Ну и хорошо! Она выскочила на крыльцо и сбежала по ступенькам, как девчонка, чуть не врезавшись в проходящую мимо толстуху без шляпы. Хотя Кора извинилась, женщина смерила ее взглядом довольно свирепо.

– Фы как, нормально? – Немец только спускался с крыльца, надевая кепку.

– Да! – Кора вдохнула сдобный воздух и улыбнулась: – Как же я вам благодарна! Огромное, огромное спасибо!

– Вы отшень… – Он снова поморщился и пошевелил пальцами. – Фолнуетесь. Мошет, сесть?

– Нет-нет, мне очень хорошо, – уверила Кора очень громко, потому что мимо прогромыхала повозка. – Если честно, я в восторге! Просто неописуемо!

Так оно и было. Невозможно описать, какую огромную услугу он ей оказал. Завтра она напишет и отправит письмо. Через несколько дней оно будет в Хаверхилле, Массачусетс. Кажется, немец радовался за нее – глаза за стеклами очков сияли.

– Вы так помогли мне, а ведь вы меня даже не знаете. Как мне вас отблагодарить?

– Угостите холодненьким, – предложил он.

Улыбка Коры застыла. Он шутит? Она не поняла. Может, поддевает ее, напоминая о том, как по-дурацки она себя повела на прошлой неделе? Но он не шутил. Он ждал ответа.

– Прямо сейчас? – Ну конечно, когда же еще. Не специально же встречаться ради этого. Она сюда больше не поедет. – А вы разве не на работе?