Компас

Вид девчонки с козочками, следовавшими за нами по пятам, нисколько не обеспокоил пасдарановцев, дежуривших на пристани. Обернувшись, Сара помахала девочке рукой, но та никак не отреагировала, даже не пошевельнулась. Мы долго обсуждали, чем вызвано поведение девочки; я полагал, что она (лет десять-двенадцать или чуть больше), должно быть, немного не в себе или, возможно, глухая; Сара считала, что она просто робкая и наверняка впервые услышала иностранную речь, но мне это казалось маловероятным. Как бы там ни было, эта странная компания да еще военные оказались единственными живыми существами, которых мы увидели на острове Ормуз. На обратном пути нас вез другой лодочник, не тот, что доставил нас сюда, но его моторка ничуть не отличалась от предыдущей, равно как и ее мореходные качества, с той разницей, что, подняв мотор и посадив лодку на песчаное дно мелководья, он высадил нас в нескольких метрах от берега. Так мы получили шанс омочить ноги в водах Персидского залива и убедиться в двух вещах: во-первых, иранцы не столь неукоснительно соблюдают правила, нежели можно подумать, так как из-за камней не выскочил ни один полицейский и не бросился к Саре с требованием спрятать лодыжки (по мнению цензоров, исключительно эротическая часть женского тела,) и опустить подвернутые брюки; во-вторых, стоило мне на миг усомниться в наличии нефти в регионе, как, к прискорбию, мои сомнения оказались немедленно опровергнуты: вся моя подошва покрылась жирными липкими пятнами, которые, несмотря на яростные попытки оттереть их, предпринятые в гостиничном душе, надолго оставили противные коричневые следы на коже и пальцах ног, — я очень сожалел об отсутствии специальных чистящих средств, какие держала у себя матушка, а именно маленьких бутылочек доктора-не-помню-какого, эффективность которых, как мне кажется, — впрочем, совершенно безосновательно — проверена годами преступных испытаний по выведению пятен с нацистской формы, которую, как говорила матушка о белых скатертях, трудно привести в божеский вид.

Кстати, о козах и прикидах: мне совершенно необходимо отдать укоротить этот халат, в конце концов я психану и разобью башку об угол стола, прощай, Франц, прощай, наконец-то с тобой покончит Ближний Восток, а не мерзкий паразит, не черви, которые пожирают глаза изнутри, а всего лишь слишком длинный бедуинский бурнус, возмездие пустыни; уже так и видится заголовок в прессе: «Убит из-за полного неумения одеваться: сумасшедший университетский профессор нарядился, как Омар Шариф в „Лоуренсе Аравийском“». Как Омар Шариф или, скорее, Энтони Куин, сыгравший в фильме Ауду Абу Тайи[426] — Ауду, гордого бедуина из воинственного племени отважных ховейтатов, которые вместе с Лоуренсом в 1917 году отвоевали Акабу у османов, Ауда неистовый, находивший удовольствие в войне, бессменный проводник по пустыне всех востоковедов, — он сопровождал и Алоиса Музиля из Моравии, и Лоуренса из Англии, и отца Антонена Жоссана[427] из Ардеша. Этот доминиканский монах, получивший образование в Иерусалиме, встретил двух своих предшественников, и они стали тремя мушкетерами востоковедения вместе с Аудой Абу Тайи в качестве д’Артаньяна. Два священника, один искатель приключений и один бедуинский воин, великий истребитель турок… к несчастью, непредсказуемой международной политике было угодно, чтобы Музиль сражался в стане врагов Жоссана и Лоуренса; Ауда начинал Первую мировую с одним, а закончил союзником двух других, когда принц Фейсал[428], сын шерифа Мекки Хусейна, сумел убедить его поставить свою воинскую доблесть на службу арабского восстания[429].

Однако, если бы страна Жоссана спросила его мнение, он бы наверняка предпочел встать на сторону австрийского священника-исследователя, с которым во время долгих странствий на верблюдах по каменистым равнинам Леванта он имел удовольствие беседовать о теологии и арабских древностях, а не на сторону поджарого британца, чей заморский мистицизм опасно попахивал язычеством и чье правительство источало тлетворные запахи скрытой измены. Антонена Жоссана и Алоиса Музиля обстоятельства вынудили (вынудили относительно: рясы защищали их от военной службы, оба отправились служить добровольно) выступить друг против друга в борьбе за господство на Арабском Востоке, точнее, на территории между сирийской бадией и Хиджазом, где воинственные племена враждовали друг с другом и шла война кланов. Ауда (alias Энтони Куин) прекрасно относился и к одному и к другому; это был прагматик, увлекавшийся баталиями, оружием и воинственной поэзией древних. Говорят, его тело, покрытое шрамами от полученных ран, возбуждало любопытство местных женщин; согласно легенде, у него было, наверное, не меньше двадцати жен и множество детей.