Вот и четвёртая осень Василька пришла или даже наступила. Реальная деревенская жизнь стала бодро хлюпать и чавкать под его молодыми ногами, не лето, поди. Осень наступила, «птицы улятели»…. им «клявать нечаво», вот и «улятели». В октябре Василёк стал чувствовать себя если не архимагом, то приличным таким магом деревенского уровня. И есть от чего возгордится. Теперь в баре у Василька имелась двадцать одна полновесная магическая единица, причём полностью опустошённый бар восстанавливался уже всего за 21 час. Прогресс, однако. В бонусном хранилище теперь красовалось 39 единиц, которые пока Василёк берёг. Пожертвованный от щедрот системы магический аккумулятор теперь вмещал целых восемь единиц. Эти числа грели душу Васильку и позволяли ему уже с некоторым оптимизмом смотреть на мир. Из хорошего в их жизни с Тимофеевной было и то, что урожай этого сезона можно назвать богатым. От колхоза Тимофеевне досталось три чувала картошки, по четыре мешка капусты и свеклы, несколько ящиков морковки и лука, а также зерно для корма птицы. Плюс есть ещё собственный огород, на котором повеселевшая Тимофеевна работала как трактор. Как только у Тимофеевны появилось здоровье, так она сразу же принялась гробить его на огороде. Старушка не для себя старалась работать не покладая рук, а чтобы прокормить прожорливого Василька. В этом году её просторный подземный погреб был забит под завязку заготовками на зиму. Пришелец с другого мира стал уже забывать уругвайскую кухню, и даже стал находить некоторое удовольствие в простой деревенской пище. Он даже попробовал есть пищу, под названием «солёные грибы опята» и «солёные огурцы». Но, из-за особенностей своего метаболизма, дурачку требовалось пищи гораздо больше, чем его сверстникам. Поэтому Василёк придумал изумительный в своём изяществе план как добыть дополнительное пропитание. Главную роль в этом плане он отвёл односельчанам. Должна же быть и от них, хоть какая польза? Конечно, должна. Сказано, сделано. Теперь у Василька режим дня следующий: ранний обильный завтрак, работа по хозяйству без фанатизма, плотный обед. А вот после обеда наступало время пробежаться по деревне на предмет получения угощения от односельчан. Вечером надо торчать дома, ибо мог прийти посетитель к Тимофеевне для чтения молитвы и пития воды. Из-за воздействия на этот мир существ цивилизации десятого уровня, мир сделался несколько кривоватый, что дало Аламеде сделать вывод, что всё действительное в этом мире несколько безумно, а всё безумное стало действительным. Народ подкармливал ошивавшегося по деревне Василька, а тот, постепенно, расширял ареал своего обитания, пока, наконец, не набрёл на золотую жилу. Эта золотая жила была внешне неказистая, совсем не Клондайк, но для вечно голодного Василька она стала находкой. Этой жилой оказался колхозный коровник, который односельчане почему-то величали фермой. Василёк вгляделся в эту «ферму»: как-то слишком бюджетный вариант. В этом коровнике обитало 23 бурёнки под присмотром тётки Марины из клана Остроградских и скотника деда Матвея, который жил не в деревне, а на хуторе, который так и называли — Выселки. По-хорошему, если бы такая «ферма» работала в Уругвае, то владельцев этого заведения, наверное, линчевали бы за издевательство над животными. Бедные коровки на этой ферме жили всегда голодными, как Василёк, доились как козы, а ветеринара видели только по праздникам, да и то шибко пьяного. Вообще-то, это предприятие почему-то считалось образцовым, в том плане, что могло служить образцом ведения социалистического хозяйства. По идее, разработанной классиками коммунистического учения, ферма должна успешно работать. На практике она и работала, правда, никто не понимал, каким образом она умудряется худо-бедно функционировать. Это всегда так, когда умные головы объединяют передовую теорию с унылой практикой, то всё перестаёт нормально работать. Почему так?