Компенсация или сказки деревни Девица

Вот чтоб тебя, чертыхнулся Василёк, зацепившись за кочку, понаделали тут всяких препятствий в этой деревне… и коровьих лепёшек накидали… дремучая страна, дремучие люди, коровы и те дремучие…

Libertad o con Gloria morir!
Es el voto que el alma pronuncia,
Y que heroicos sabremos cumplir!
Libertad, Libertad Orientales!
Ese grito a la Patria salvó
Que a sus bravos en fieras batallas
De entusiasmo sublime inflamó.[2]

Всё, скоро он эту жуткую страну забудет, как страшный сон. Как кошмар. Кошку Мурку, конечно, вспомнит. А местный народ, нет, не будет вспоминать. Что это за народ?! Вроде это тихая по определению деревня. Должна в ней превалировать махровая патриархальность, образцовый порядок и благолепие. Ага. У них тут утром просыпаешься и не знаешь, что они ещё отчебучат. Фантазия у местного народа зашкаливает. И это всего лишь деревня! Представляю, что у них творится в больших сёлах! А в их городах? Там, наверное, вообще мрак. Ладно, в город их я ни за что не поеду без пулемёта. Дураков нет. А вот некоторые поехали сегодня в город. И Тимофеевна. Вот Тимофеевну жалко. Хорошая старушка, душевная, но опрометчивая: ходит по деревни без автомата. Вот её я буду вспоминать хорошим словом всегда. Да и Маринку вспомню. И Каринку тоже. Каринку даже жалко, ведь дура дурой. И Санька, Витька и бабу Маню тоже буду вспоминать. Это не люди, а ходячее приключение на свою задницу. Да и не долечил их, чтоб они обгадились и до сортира не добежали. Братьев Зосимовых обязательно вспомню. Правильные мужики, хоть и недалёкие. Тётку Варвару тоже буду вспоминать и её гостинцы. Когда мы жили совсем плохо, она всегда помогала нам, чем могла. Фадеева с Марией тоже буду помнить. Марию, так вообще жалко, чуть не похоронили девку. А дед Тихон, так тот вообще уникум. Вот кого уважаю, так его. Настоящий человек, глыба. Больной на голову дед Матвей с Выселок тоже уникум: говорят, был храбрейшим воином. Три контузии и кучу ранений получил, теперь у него не все дома, но его лечу. Да, вот теперь лечить никого не придётся… зато воздух свободы. Ах, впереди Монтевидео и многомесячные карнавалы. Весёлые сеньоры и сеньориты. Океан и залив. Самая лучшая в мире кухня. Мой родной универ. Но местных жалко, до слёз жалко. Вот чего они такие жалкие, что мне их жалко? Зато в Уругвае свобода. Хотя, чего это я туплю. Сейчас начало восьмидесятых. Как раз в президенты выбился Хуан Мария Бардаберри, сволочь настоящая. В семьдесят шестом эта паскудная личность сговорится с главарями хунты и передаст им власть. На трон взгромоздится сначала генерал Демичелли, потом генерал Апарасио Мендес, затем генерал Альварес, который будет править до восемьдесят пятого года. Только 1 марта 1985 года его сменит Хулио Сангинетти, который и перетащит меня из Чили в Уругвай. Это что же получается, вся юность пройдёт при фашистской хунте? Проситься у Высших в Испанию? Так там Франко ещё жив, и помрёт он только в конце 1975 года. Франко меня не любит. Не, ну нормально, да! Куда не посмотришь, везде тоталитаризм. И здесь тоже тоталитаризм, только здесь он какой-то странный. За всё время Василёк видел только одного представителя тоталитарного режима: карабинера Мухина. Или как их тут называют: мильтоницер…. или ми-ли-ционер. Как-то так.

Вскоре Василёк долетел до места встречи Высшего существа и стал ждать. Сидя в засаде, терпеливо ждал и дед Матвей. Ему терпения не занимать — всю жизнь терпел. Василёк нервно переминался ногами, ему не терпелось обратно в Монтевидео. Непонятно только, с какого бодуна он решил, что его обязательно отправят в Монтевидео? Вроде уже и пить бросил. Вот с чего он взял, что кто-то вознамерится тратить на него ресурсы? Даром никто ничего не делает, только природа всё делает даром. Пока ещё Василёк находился в предвкушении и великом неведении.