Компенсация. Книга первая

Вот и сегодня утром свалился на него нехороший сюрприз. Аламеда проснулся каким-то вялым, и его всего трясло, при этом болели дёсны. Явно у него была высокая температура. С трудом собравшись с силами, Аламеда включил диагностику своего состояния. Ого! Стоматит. Естественно с высокой температурой. Диагност требовал единицу на лечение, и ещё две единицы на очистку крови и лимфы. А где столько единиц взять, ведь он вчера вечером, перед сном, традиционно слил всё на лечение мозга. Сейчас бар заполнился только на одну несчастную единицу. Но делать было нечего, пришлось лишиться этой единицы, а потом валяться овощем. Больного Аламеду навещала только кошка Мурка, которая как-то умудрилась забраться в дом. Она тихо мяукала и лизала руку ребёнка. А ребёнок откровенно хотел есть. Он постоянно находился в состоянии сильного голода из-за потери энергии. Кормилица же, как-то не спешила кормить ребёнка, она считала, что он питается нормально для его лет. Откуда ей было знать, что организму Аламеде требовалось гораздо больше калорий.

Первый месяц, проведённый Аламедой в новом измерении, запомнился ему как месяц постоянной боли, голода, приступов апатии и постоянной перегрузки мозга изучением трудного и парадоксального для него языка. Но через месяц появился результат: теперь в хранилище красовалось четыре полновесные лечебные единицы; частично была приведена в норму кормилица; Аламеда уже мог садиться на пятую точку и уверенно держать в руке ложку; он знал уже хорошо все буквы русского алфавита, знал слога и мог понять значение нескольких десятков русских слов. Это всё у него получилось, когда он сливал лечебные единицы в ремонт своего мозга.

С процессом кормление ребёнка положение несколько улучшилось, когда Анна Тимофеевна вдруг осознала, что ребёнок может сам есть ложкой, причём аппетит у него зверский. Вон как наворачивает ложкой из котелка, в котором она сделала картофельное пюре из старой, и уже наполовину сгнившей картошки. Пюре было без масла, но ребёнка это не смущало. Попытка отставить от него котелок приводила к дикому визгу и слезам, зато, когда ребёнок наедался, он вёл себя очень хорошо, как взрослый воспитанный мальчик. Но накормить этого проглота было трудно. И куда только в него помещается? Приходилось Тимофеевне варить ему еду из всего, что попадётся под руку. Все запасы, что хранились в погребе, этот Василёк скоро смолотит, он даже, не моргнув глазом, ел то, что другой ребёнок есть не будет: варёную субстанцию из залежалой репки, свеклы и морковки. Ел он любой суп, сваренный из старых грибов, молодого щавеля, лебеды, старых капустных листьев. Пил литрами густой кисель из старых сухофруктов и засахаренного старого варенья, которое Тимофеевне от щедрот приносили соседи. Аламеду очень сильно спасал русский хлеб. В другом мире он практически не употреблял чистый ржаной или пшеничный хлеб, а здесь он пристрастился его есть в огромных количествах. О гастрономических особенностях дурного ребёнка вскоре узнали соседи. Он приходили поглядеть, как это блаженное дитё ест всё подряд, жалели Тимофеевну, ведь такого обжору разве можно прокормить. Удивлялись, что он тощий, как скелет, а жрёт будь здоров как. Соседи приносили Тимофеевне, что было не жалко: старую картошку, сухую рыбу, просроченное варенье, кукурузную муку, старое подсолнечное масло, корнеплоды, которые не жалко дать только курам или свиньям. Сама она заказывала в автолавке муку подешевле и макароны. Хорошо, что сейчас лето, а это значит, что Бог даст, будет урожай, и этого проглота как-нибудь зимой прокормим. Да и сама Тимофеевна в последнее время посвежела и много работала в огороде. Народ удивлялся: с чего это так, что еле живая старушка вдруг оклемалась и работает как трактор.

А у Тимофеевны выбора не было: надо было к зиме забить погреб под завязку, иначе убогого Василька не прокормить. Ещё надо было сбегать в соседний лес собрать ягоды и грибы. Грибы можно было засушить и продать на дороге городским, а на вырученные деньги купить муку, соль и сахар. У Тимофеевны была только одна радость, что несчастный Василёк совершенно не понимал, по своей ущербности, что он ест. Бывало, он с аппетитом съедал то, от чего и свинья бы нос воротила. Что поделаешь. У убогого одна радость в этой жизни: поесть, как следует, а что он ест, то уже не важно. В желудке всё перемешается и переварится.