Компиляция "Хэллоуиновская пицца-23"

— Это было давным-давно, — говорю я ему. — Теперь ничто не повредит вам, даже воспоминания.

В записях говорится, что, умирая, Роберт Олмстед твёрдо верил, что живёт во дворце на дне океана, возможно, поэтому его тульпа боится недавних перемен в Иннсмуте больше, чем городской истории.

На другом берегу Мануксета мы сворачиваем на восток, на Ривер-стрит и следуем по ней, пока не добираемся до Уотер-стрит и гавани. Всё смотрится старинным и поблёкшим, но не заброшенным — намеренный эффект. Начался прилив и рыбачьи баркасы в доках трутся друг о друга. Я задумываюсь, пользуются ли ещё ими для рыбалки или просто, чтобы возить туристов, а, может, и не только для этого. На набережной есть кафе и рыбные рестораны, ещё сувенирные лавки и маленький морской музей. Вдобавок, здесь груды тыкв, по большей части на продажу, громоздящиеся у маленьких лавчонок. Их запах пропитывает воздух, мешаясь с ароматом моря. Наверху парят чайки, испуская вопли, которые неумолимо вызывают в памяти бесконечное лето детства. По гавани туда-сюда прогуливаются семьи. Меня обгоняет ребёнок в ведьмовской шляпе, держащий зелёный воздушный шарик с изображением рыбьей морды.

На воде качаются несколько кукурузных початков — случайно выпали из магазинной упаковки или местный обычай? Я снимаю эту сцену на телефон.

Гавань выстроена вокруг чашевидного мыса, с открытой стороной справа от меня. Полоска земли еле-еле виднеется за водой. Помимо того, океан там становится бурным и диким, в отличие от этого тихого берега. Возможно, дальняя сторона больше походит на первоначальный Иннсмут. Когда я разглядываю её, то место источает потрясающее впечатление заброшенности.

Поскольку близится ночь и температура падает, серая пелена тумана поднимается с неспокойного моря, но, кажется, я почти различаю тёмную кляксу рифа, виднеющуюся из дальних вод к северо-востоку от мыса, где о него разбиваются волны.

Роберт упрямится. Когда я приглашаю его на беседу, всё, что он может, это твердить в моей голове: «Меня не заставят застрелиться».

Пожалуй, откажусь на время от его компании.

Оставив его бубнить у воды, я возвращаюсь по мосту к обветшалым, живописно разрушающимся, причалам. Вокруг них теснится уйма ярко раскрашенных лодочек, беспокойно поднимаясь и опадая на приливных волнах, словно чайки, ждущие кормёжки. Но потом я замечаю, что они скованы вместе и держатся у земли благодаря замкам. Как гласит рисованная вывеска на мостках, опять с карикатурными изображениями развесёлых рыболюдей, эти судёнышки могут нанять туристы. Вдобавок, организованные поездки на барках возят людей к Рифу Дьявола, где можно всматриваться в волны, надеясь увидеть нечто жуткое, что всмотрится оттуда в ответ. Я могла бы отправиться туда завтра.

По мне, причалы смотрятся просто прелестно. Они не чересчур «приукрашены», а их прогибающиеся доски навевают скорее успокоение, чем тревожный намёк на неминуемое угасании.

Я брожу по мосткам, впитываю атмосферу, изредка снимаю на телефон. Тут не очень много людей, поскольку большинство туристов, конечно же, предпочитает достопримечательности гавани и городского центра.

В конце концов мостки упираются в песчаную отмель, поросшую жёсткой прибрежной травой. Чувствуется крепкий солоноватый запах. Сгущаются сумерки и я замечаю фигуру у кромки воды. Она облачена в длинный мешковатый плащ и, по-видимому, копается в приливных лужах. Эта персона довольно неуклюжа, её движения напоминают напряжённого подростка, ещё не освоившегося со своим обликом.

При моём приближении фигура замирает и я чувствую в ней стремление скрыться.

— Привет, — говорю я — не слишком восторженно, по правде, чуть ли не со вздохом.

Я вижу, что передо мной женщина; пока что не разобрать её возраст, но она не ощущается старой. Она хмыкает и бочком отодвигается подальше. Видно, лишь как блестят глаза сквозь через длинные чёрные волосы, завесившие её лицо. Она необычна. Она недоверчива. Что она тут делает?

— Вы здесь живёте? — интересуюсь я.

Она выпрямляется и вперяет в меня взгляд. У ней огромные круглые глаза и вытянутое лицо, но челюсть твёрдая и прекрасно очерчена, губы немного тонковаты. Она молода, вероятно, двадцать с небольшим. У неё нет того «вида», который описывают, но, всё-таки, по-моему, она… другая. Распахнувшись, её длинный плащ приоткрывает рыбацкую блузу и брюки, заправленные в резиновые сапоги. На руке она несёт наполненную камнями и ракушками корзину. — Что вам нужно? — спрашивает она с заметным акцентом, в котором слышится чужеземная ритмика.

— Я — фотограф и хотела бы сделать ваш снимок.

Она издаёт короткий смешок. Она достаточно раскусила меня, чтобы не возражать на это. Она не фотогенична в обычной манере, поэтому мои причины её запечатлеть, вероятно, извращены в смысле ином, нежели сексуальный. Фрик.

Но она не омерзительна. Напротив, она бросается в глаза: её длинные волосы колышутся на ветру, как пряди водорослей, взгляд твёрд и тёмен. Я могу представить её на фотографии и это будет великолепно. Это станет не фотографией фрика.