Комплекс Мадонны

В три часа свет постепенно исчезает. Наросшие шипами на карнизах коттеджа сосульки кажутся зубами какого-то первобытного чудовища, чьи кости собраны в музее природоведения, и школьники смотрят на них, открыв рты и коверкая мудреные названия.

— В городе идет новый фильм.

— Правда?

Первый и единственный, который они смотрели, был про голливудских шпионов, попавших в Берлин и изображающих немецких и русских разведчиков и громил. Схватки дзюдо были по исполнению достойны начальных полицейских курсов, а повороты сюжета повергли в наркотический сон.

— Я лучше останусь. Но ты, если хочешь, можешь сходить.

— Не хочу оставлять тебя одного.

— Я почитаю… Все будет в порядке.

— Джордж… — Тон стал другим, полным обиды, умоляющим, взывающим к высшей справедливости. — Ты ничего не испытываешь ко мне… совсем ничего?

— Почему ты заговорила об этом?

— Мне иногда так одиноко…

— Мне тоже.

— Тогда почему же мы не можем быть вместе? Ты ведь находишь меня симпатичной… Ты сам говорил мне это неоднократно.

— Для меня это не будет ничего означать.

— Но для меня будет.

— Иди в кино…

Деб беззвучно пересекла комнату — призрак, видимый только тем, кто психически сильный, не Тедди. Щелкнул язычок замка, заскрипели шаги по снегу. Завелся двигатель — и вот он уже далеко. Над озером кружат ястребы, собираясь напасть на птицеферму на противоположном берегу. Над застывшей поверхностью гремят выстрелы, но ястребы кружат все ниже и ниже. Акт отчаяния. Истинный страх смерти заглушен позывами голода. Тедди вскочил с кресла-качалки… Он почувствовал, как внутри его что-то зашевелилось, должно быть, так чувствует признаки нарождающейся жизни беременная женщина. Тедди налил себе еще виски, но уже первый стакан ударил ему в голову. И вот снова… это шевеление слева в грудной клетке. Не болезненное, просто какой-то спазм, сопровождаемый сердцебиением. В комнате звучит чей-то голос, шепот, настолько тихий, что Тедди приходится напрячь слух, чтобы разобрать слова. Это пришла Барбара. Ее голос произносит его имя. В этом нет сомнений.

* * *

Деб вернулась из города в восемь. Увидев возбужденное лицо Тедди, она замерла на месте. У его ног — собранные сумки. Девушка сглотнула, готовая и в то же время не готовая к этому.

— Я ждала, когда наступит время, что ты не сможешь больше ждать, — сказала она. — Женщине тяжело быть в таком состоянии.

— Я понял, что это должно произойти сейчас, — ответил он, и его глаза засияли, а лицо стало одухотворенным — таким Деб еще не видела Тедди.

— Это я что-то сказала или сделала не так? — спросила она, переполненная желанием найти собственную вину, чтобы этим можно было утешиться, мучить себя за воображаемые проступки.

— Как такое могло бы произойти?

— Я хотела бы, чтобы все дело было в этом. — Деб сверкнула глазами и шагнула ближе. — Это означало бы, что между нами что-то есть… хоть какой-то признак жизни. Но ты так переполнен той женщиной, что нет возможности проникнуть внутрь.

Обняв девушку, Тедди нежно и с чувством поцеловал ее в губы; он впервые прикоснулся к ней, и она крепко прижалась к нему, ее пальцы вцепились в мягкую мятую фланелевую рубашку; Деб почувствовала, что он пытается освободиться, она попробовала удержать его, но не смогла. Она закусила свою губу.

— Ты много значишь для меня, — сказал Тедди.

— Как собака или кошка.

— Не знаю, почему ты стремишься заставить себя страдать.

— А ты? Возможно, я переняла это от тебя.

Деб в ярости отпрянула, ее рот исказился; девушка с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться, полная решимости оставаться такой же твердой, как Тедди. Она провела с ним уже почти шесть недель — то тактичная, то чувственная, то молчаливая, то угрюмая, то чрезмерно радостная, то воодушевленная, то циничная, — перебирая весь набор манер поведения, надеясь найти брешь, которая позволит им сблизиться. Деб улавливала его настроения, соглашалась или спорила с ним, разыгрывала из себя послушную скромницу и внезапно разражалась отчаянной выходкой, но не было никакого способа пробиться внутрь. Тедди застыл — так же, как застыло озеро, и только лунатик мог пытаться удить рыбу, не пробив лунки. А он, как бы там ни было, стал привлекательнее, желаннее, спартанская жизнь шла ему на пользу, он скинул вес, живот стал ровным и твердым, как кухонный стол, окрепли мышцы рук и спины, он стал похож на молодого спортсмена: долгие прогулки пешком, рыбная ловля, колка дров, использование рук и тела как никогда прежде…

— Если бы я была умнее, все получилось бы.

— Ты и так умная…

— Значит, мои манеры. Тебе не нравится, как я облизываю десны после еды.

— Дело не в этом и ни в чем ином.