Комплекс Мадонны

Тускло освещенный зал заседаний современного вида, обшитый деревом, пах свежеиспеченным белым хлебом. Сэндфорд зачитывал обвинение, а Тедди чертил на клочке бумаги треугольники и развлекался доказательством их равенства. Дейл грубо встряхнул его за руку.

— Вы признаете себя виновным, Тедди? Суд уже дважды спрашивал это.

— Виновен или невиновен? — несколько озадаченно настаивал судья.

— Я думаю, нет готовых ответов, — произнес Тедди, глядя на судью, затем на Сэндфорда и наконец на Дейла.

Сзади раздался кошачий концерт стонов неверия со стороны репортеров, фотографов и зрителей.

— Защитник, ваш клиент не в себе.

— Ваша честь, могу я приблизиться к столу? — спросил Алекс.

— Да, и я также хочу переговорить с прокурором.

Оба подошли к столу судьи. Тот, все еще в смущении, склонился вперед, и они зашептались.

— Я невиновен в убийстве, но виновен в том, что навлек на человека смерть, — крикнул Тедди.

— Если вы не замолчите, вас обвинят в неуважении к суду, — сказал судья.

Тедди оставался на ногах, неуверенно пошатываясь. Серая кружащаяся вереница лиц радужным полумраком надвинулась на него. Тедди услышал за спиной пронзительный крик.

— Заткнись!

Все головы обернулись.

— Ты пытаешься убить и меня, мерзавец?

К нему бросилась Барбара и, схватив за руку, вскрикнула:

— Он невиновен. Виновна я.

— Невиновен, — механически повторил Тедди.

Среди волны криков, призывов к порядку судебные исполнители выдворили Барбару из зала. К Тедди на мгновение вернулся рассудок: награда за поражение.

ЧЕРНЫЕ ЯБЛОКИ

ГЛАВА XIII

Подобно тому как каждый апокалипсис имеет свой наивысший накал, подобно тому как самая демоническая громада волны цунами замирает в верхней точке перед тем, как обрушиться вниз, уничтожая все на своем пути, так и Тедди лишь на миг увидел бастионы правды во время первого свидания с Барбарой. Его прошение об отпуске под залог было отклонено верховным судьей Нью-Йорка, несмотря на убедительные и настойчивые доводы Алекса. Сэндфорд склонил судью на сторону окружной прокуратуры, подозревавшей, что у Тедди есть все причины скрыться при первой возможности; обладая колоссальными связями и деньгами, он исчезнет с лица земли. Когда Алекс возразил ему, указывая, что Тедди пришел в прокуратуру по доброй воле, Сэндфорд сказал:

— У этого человека неспокойная совесть… Все, что он сделал, является нелогичным и противоречивым, но он — единственное связующее звено с другими подозреваемыми. В связи с шумихой, поднятой газетами, есть основания опасаться за его жизнь. Поэтому мы возражаем против отпуска под залог.

Судья согласился, и Тедди был отправлен в Могилы, предсклеповое место заточения, названное удачно, но неточно, словно в язвительную насмешку над обитателями, и Тедди, хотя и помещенный на пятый этаж, а не в подземную темницу, понял, что правосудие выработало особую длину волны для приема невыносимых мелодий отчаяния.

Здесь с энциклопедической полнотой были представлены все известные человеку преступления: психически ненормальные педофилики, занимавшиеся растлением подростков; насильники; торговцы наркотиками; воры; убийцы, чьи преступления являлись следствиями заурядных ссор или же были «оправданными», когда обвиняемые заставали своих жен вместе с лучшими друзьями. Короче говоря, все те, кто нарушил установленный порядок, прибегнув к насилию. После первых нескольких недель Тедди уверовал в то, что существовали две не связанные между собой вселенные: одна — для нарушивших закон, другая — для законопослушных, и последние, словно в результате какого-то человеческого фотосинтеза, создавали первых, поддавались их тропизму насилия, помогая ему разрастись ядовитым лишайником, который можно было бы соскоблить с поверхности земли и выбросить на помойку исправительных учреждений, используя при этом слово «мораль» так, как использует название торговой марки производитель. То, что Тедди видел вокруг себя, напоминало ему открытые раны и гнойники безумства человеческого общества «Мирских наслаждений», какими их представлял себе Босх, — много лет назад он разглядывал эту картину в Прадо; он представлял себя не частицей одного из этих миров, а мостом, соединяющим их, безумным мудрецом, способным на гениальность и идиотскую слепоту, опустошенным рогом изобилия на стертом гербе, чей девиз, когда-то провозглашавший высокие принципы, великие идеалы, теперь нельзя было прочесть.