Комплекс Наполеона

— Да по дурости ее собственной! — с досадой проговорила соседка. — Ей-то квартира эта от матери больной досталась, даже не от матери, а от бабушки, царство ей небесное. Та дом в деревне продала, скотину и в кооператив вступила. На те деньги квартиру-то и выстроили. Бабушка у нее хорошая была, добрая, все Тоньку баловала, а вот не надо было слишком-то. Вот и девчонка выросла… Ни учиться не хотела, ни работать, только с парнями гулять. Да пусть бы гуляла, дело молодое, понятно все, но только о родителях-то тоже забывать не надо. Да и о детях, — особенно подчеркнула она и пристально на меня посмотрела. — Вы небось по поводу Сережи ее пришли? Она, может, забрать его хочет? Так это посмотреть надо — остепенилась она или нет.

Я не стала пока ничего объяснять, решив, что Маргарита Степановна приняла меня за работника социальной опеки, и стала развивать тему:

— Так почему же она больше здесь не живет?

— Так продала она квартиру! Я вам по порядку расскажу: когда мать и бабушка у нее умерли, ей жить-то совсем не на что стало. А тут и жених подвернулся, приезжий какой-то, не помню откуда. Но парень хороший был. Она сразу за него замуж и выскочила. И нет бы им жить да радоваться, а она и дальше хвостом крутить. Хоть бы уж Сережу тогда не рожала, а то ребенком и не занималась совсем. Все муж с ним нянчился, а когда ему, он же работает! Вот он посмотрел на такое житье-бытье, да и бросил ее. И даже из квартиры выписался. А Тонька после этого попрыгала-попрыгала, да и сдала Сережу в детдом. Ей его воспитывать некогда было. Да еще сожитель к ней приблудился, такой же. Она же к тому времени уж выпивать крепко начала, каждый день. Утром, помню, спускаешься по лестнице — а она уж пьяная из ларька идет и еще бутылку тащит. Каждый день так. Где же денег напасешься? Вот она квартиру-то и продала, а купила себе какую-то хибару. А доплату, понятное дело, пропила да проела, поди, уж давно. Вместе со своим… новым. А может, она уж и не с ним живет, все же пять лет прошло. А Тонька — она не из постоянных.

— А где ее хибара? — спросила я, потому что это меня волновало больше всего.

— Да где-то в Змеином овраге, не знаю точно, я у нее в гостях не была, — махнула рукой Маргарита Степановна.

Так, в одном из листков, выданных мне в адресном столе, как раз упоминался один адрес в районе Змеиного оврага. Значит, не зря я потратила время на беседу с Маргаритой Степановной.

— Только зря, мне кажется, вы ее искать собираетесь, — снова вздохнула женщина.

— Почему?

— Да… Встретила я ее как-то. И, знаете, по ее виду не сказала бы, что она за ум взялась. Платье на ней какое-то заношенное, видно, еще материно. Колготки рваные, туфли вот-вот развалятся. И сама неухоженная. Худая вся, высохшая… А раньше-то она привлекательная девчонка была. Так что Сереже, я думаю, в детском доме лучше будет, чем с ней. Хоть и говорят, что родную мать никто не заменит, так это когда она действительно — мать. А такие, как Тонька, хуже чужой.

Я не стала сообщать Маргарите Степановне о смерти Сережи Губанова: по всему было видно, что она об этом не знает и уж, естественно, не сможет пролить свет на его убийство. Спросила я только про его отца:

— Скажите, а бывший муж Антонины здесь не появлялся?

— Владик-то? — покачала головой хозяйка квартиры. — Он как уехал тогда, так и не было его. И не слышно было о нем. Я все надеялась, что все хорошо у него сложится. Жаль, конечно, что он сыном не интересовался, ну, да мужики, сами знаете, как: пока женщина нужна — то и ребенок нужен. А как разлюбил — все. А вот недавно он приезжал, интересовался Антониной. А я что — сказала ему, что, мол, она квартиру продала, живет где-то в Змеином овраге, и все. С тех пор он и не появлялся.

— А когда это было? — уточнила я.

— Да вот с месяц, может, назад, — ответила подъездная активистка.

На этом наше общение с Маргаритой Степановной закончилось, и я отправилась на встречу с ее бывшей непутевой соседкой.

* * *

Дом Антонины Губановой находился в захолустном районе Тарасова, почти на самой окраине города, который именовался Змеиным оврагом. Почему — непонятно, поскольку змей в нашей местности отродясь не водилось. Может быть, это было образное выражение, означавшее, что жили там в основном люди неблагополучные, выходцы из так называемого социального дна. Пьяницы, наркоманы, уголовники и просто тунеядцы.

Деревянная покосившаяся хибара находилась в середине переулка, по которому я ехала. Дом, конечно, был сильно запущен, однако не особенно выделялся среди других таких же, окружавших его. Я посмотрела по сторонам, но не заметила ни одного не то что коттеджа, но хотя бы добротного кирпичного дома. Контингент, населявший Змеиный овраг, был вполне определенным по социальному статусу.

Я толкнула разболтавшуюся калитку и прошла внутрь замусоренного двора. Поднявшись по шаткому крыльцу, постучала в дверь. Через некоторое время послышались неуверенные шаги, потом женский голос нетвердо произнес:

— Деньги принес?

Я несколько опешила от такого приема, потом быстренько собралась, кашлянула и сказала: