— Вертолет?
— О, это я знаю, — оживился Григорий, — Сикорский.
— Верно, — кивнул подобревший Антон, — и у тебя, смотрю, бывают просветления разума.
— А то, — самодовольно ухмыльнулся Забубенный, — это же его продукцию мы сожгли в Америке, на крыше дома с мышами?
— Его самого, — подтвердил Антон.
— Давай угадывать дальше! — раздухарился главный механик Земли, вновь наполняя рюмки.
— Первая в мире баллистическая ракета, первый спутник Земли и космический корабль?
— Вернер фон Браун?
— Королёв Сергей Павлович.
— Первая в мире цветная фотография?
— «Поляроид»!
— Сергей Михайлович Прокудин-Горский. А первый в мире стереофотоаппарат создал Иван Фёдорович Александровский. Кто и где построил первую в мире АЭС?
Забубенный приуныл, отводя глаза.
— Курчатов Игорь Васильевич. В Обнинске.
— Первый в мире электрический трамвай? — вопросил просто директор Star Killer Group. И, не дожидаясь ответа, выпалил: — Русский инженер Фёдор Аполлонович Пироцкий, опередивший немецкого инженера Вернера фон Сименса.
— Я смотрю, в Германии одни Вернеры что-то изобретают, — пробубнил себе под нос слегка расстроенный механик, опрокидывая очередную рюмку в рот. — У них там имен других, что ли, нету?
— Кто изобрел первый в мире гусеничный трактор? — продолжал, не обращая внимания на это, Антон и сам же отвечал: — Русский механик-самоучка Фёдор Абрамович Блинов. В тысяча восемьсот семьдесят девятом году получил «привилегию» на изобретение «вагона с бесконечными рельсами, для перевозки грузов».
— Ух ты! — обрадовался Забубенный. — Самоучка! Прямо как я. Ты же знаешь, Антоша, я ведь тоже много чего изобрел. «Драндулёт-1» чего стоит, верно?
— Верно, — усмехнулся Гризов, немного расслабившись. — Ладно, скажи мне напоследок, как механик механику, кто изобрел велосипед?
— Неужто англичане? — с надеждой подался вперед захмелевший Григорий, который давно перестал считать капли.
— Ефим Михеевич Артамонов из семьи крепостного плотника Пермского уезда, — отчеканил беспощадный Антон. — В одна тысяча восьмисотом году изобрел первый велосипед-самокат, из двух железных колес и деревянного сиденья. В год коронации Александра Первого Ефим Михеевич смог представить императору свое изобретение. Императору велик понравился, за что тот пожаловал «вольную» Ефиму Артамонову и осыпал его золотом. То есть выдал аж двадцать пять золотых рублей.
Абсолютно уничтоженный механик растекся по стулу и смотрел на просто директора, как побитая собака.
— Вот так вот, Григорий, — попытался закончить свою речь Гризов. — Нам уже пятьсот лет внушают, что мы сирые и убогие. А почему? Потому что на самом деле мы сильные и умные, только не верим в это. И они очень боятся, что поверим. Ведь потенциально мы самый сильный и богатый народ на Земле. Но расслабленные какие-то, все собраться с мыслями не можем и начать жить так, как надо нам.
Антон выдохнул и продолжил:
— Нас грабят, а мы размышляем полгода, прежде чем в морду грабителю дать. Договора с ними подписываем и соблюдаем, ведь мы честные. А они плевать хотели на договора, хоть и подписанные. Слово дал, слово взял: настоящие джентльмены. За пятьсот лет у нас целый комплекс неполноценности вырос. Нам внушили, будто англосаксы и европейцы лучше нас. А на самом деле — все это редкостная гниль. Они просто верят в свою непогрешимость, а сами обманывают и воруют, считая себя честными людьми. И вера у них подходящая — ничего такого не запрещает. У них ведь ничего личного нету. Да еще нас в грязь втаптывают: кино про нас отсталых снимают и нам же продают. А мы смотрим и радуемся, идиоты. Как же, прикоснулись к высокому европейскому искусству. Хотя все оно здесь, настоящее искусство. Выше русского искусства не бывает.
Гризов умолк на мгновение, опрокинул очередную рюмку в рот и сурово произнес:
— Пришла пора нам менять мировоззрение и указать очередным супостатам, где их настоящее место. Думаю, надо для будущих поколений инструкцию написать. Или даже целый закон: «Как отныне русским следует общаться с англосаксами и всякими европейцами».
— Ну, ты сказанул, — поневоле усмехнулся механик, приходя в себя, — прямо как Петр Первый.
— А что, — поддержал идею Антон, запуская трансформацию, — Петр Первый подойдет. Он реформы проводить любил.
Не успел Забубенный и глазом моргнуть, как напротив него по узенькой кухне уже расхаживал император Всероссийский собственной персоной. В мундире лейб-гвардии Преображенского полка и знаменитой треуголке, опираясь на трость с массивным набалдашником. Посмотрев на императора, Забубенный тотчас наколдовал себе пышный камзол, более подходящий случаю. Псевдорусская передача с водкой и балалайками тем временем закончилась.
— Пиши, Алексашка! — приказал император, усмехнувшись, и забасил: — Сиим указом повелеваю: учредить город на болотах и населить его всякой сволочью!
— Может, не будем новый закон с грубостей начинать? — озадачился Забубенный, пропустив мимо ушей какого-то Алексашку. — Народ не поймет, ваше величество.