Комплекс превосходства

Обойдя на счастье восемь граней дворцовых стен и пролив в каждом из углов по нескольку капель крови – на сей раз не человеческой, а петушиной, купленной на рынке, – Каали Сенг вместе со своими необычными компаньонами отправился прямиком к коменданту. Там его постигло первое разочарование. Эльветиец отказался даже рассматривать просьбу о записи в отряд туземного жителя. Напрасно Каали Сенг становился на колени, клялся в верности Его Величеству Луи-Огюсту (да хранят его Всевечный Отец, Мать Каали и все пятнадцать Великих добрых духов) и порывался продемонстрировать владение мечом один на один против любого поединщика. Строгий мужчина в нелепом узком мундире и кепи приказал выставить его за врата крепости и наказать, задумай он вновь приблизиться к ним.

Так начался полугодичный период жизни на улицах. Голодная смерть Каали Сенгу не грозила – красть и грабить он научился довольно скоро, – а Йоналишарма и Далиравара в пище не нуждались вовсе. Открыв, что ракшасы бездействовали, когда он испытывал нужду, пребывал в растерянности или печали, Каали Сенг начал экспериментировать. Демонами можно управлять, решил он. Как бы ни стремились они к независимости, чувства, настроение и помыслы смертного, призвавшего их в мир, передаются им и являются двигателем их действий.

– Где грань между мной и тобой? – спрашивал Каали Сенг Далиравару, когда очередной бессонной ночью в поисках укрытия они бродили по закоулкам рыбацкого квартала Кахой Дхата. – Разве не я твой хозяин и разве не страшишься ты вернуться в ад, породивший тебя?

– Ты не первый из проводников, – уклончиво отвечал ракшас, но в его словах Каали Сенг находил удовлетворение: демону явно нравилось в плотском мире.

– Ты не обещала бы мне ласки и наслаждение, не будь у тебя жгучего желания обрести тело. – говорил он, поворачиваясь к Йоналишарме.

– Все мы дети желания, – дала ответ демонесса, кокетливо прикрывая губы ладонью, но Каали Сенг знал, что за этим жестом кроется нечто большее.

– Вы обязаны мне. Это не я стану великим благодаря вам, а наоборот. Моя воля даст вам то, чего вы ищете здесь, в чуждом для вашего рода мире.

Произнося эти слова, он уже не сомневался в своей правоте. Ракшасами управляли чувства примитивные и легко поддающиеся грамотной ментальной обработке. Злость и похоть. Что могло быть проще для человека с такой судьбой, как у Каали Сенга, чем дать Йоналишарме и Далираваре именно то, чего они жаждали! Гневаться было легко. Вожделеть – еще легче. Но, только научившись правильно гневаться и желать, Каали Сенг начал добиваться успеха.

Эльветийский ревизор Филипп де Валансьен прибыл в Кахой Дхат на исходе сезона дождей и стал первым из чиновником, добравшимся до маленького порта. Уже это делало ему честь, о чем судачили люди на рыбном рынке. Комендант Дарфур, при всем его наплевательском отношении к делам вверенного ему города, не забывал самого главного: устанавливать все новые и новые поборы с минимальных доходов рыбаков и торговцев. На поддержание форта уходила едва ли четверть собиравшихся денег; остальное оседало в карманах офицеров и служило в основном карточными ставками.

Каали Сенга не особо волновали дела светлокожих. После отказа коменданта он вообще не имел с ними дел. Взять с него было нечего: денег он предусмотрительно не копил и не зарабатывал, а все необходимое для жизни со временем научился добывать, управляя ракшасами. Визит де Валансьена Каали Сенгу поначалу не приносил ни пользы, ни вреда. Солдат на улицах стало чуть больше, подобраться к дворцу – чуть сложнее, но ни одно, ни другое обстоятельство не изменило его образа жизни.

Все изменилось, когда ревизия подошла к завершению, и де Валансьен отважился – еще один повод для уважения горожан – выйти на самую просторную площадь Кахой Дхата и обратиться с речью к айлакцам. Интереса ради отправился поглазеть на высокого гостя и Каали Сенг.

Чиновник был нестар – вряд ли он давно перешагнул тридцатипятилетний рубеж – и предпочитал агрессивно-показному западному мундиру, который носили почти все занятые на управляющих постах эльветийцы, рубаху с широкими рукавами с накинутой поверх айлакской безрукавкой и льняные штаны. Если бы не цвет его кожи, светлые волосы да разрез глаз, де Валансьен сошел бы за принявшего эльветийские догмы, но оставшегося в душе преданным малой родине айлакца. Но самым удивительным была его речь.

– Я де Валансьен, так меня и зовите. Сограждане!

Говорил де Валансьен на сносном высоком че-тао. Большинство айлакцев знало этот язык, но в Махаристане он был не в почете, так что Каали Сенг понимал далеко не все. Перевод ему шептала на ухо многомудрая Йоналишарма.

– Именно так я обращаюсь к вам сегодня. Не "дети Ай-Лака" и тем более не "жители Кахой Дхата". Как оскорбительно с моей стороны было бы обособлять вас в нашем общем доме – свободной и неделимой Эльвеции! Как и я, любой из присутствующих здесь – гражданин Эльвеции, и именно поэтому я люблю и ценю жизнь и труд каждого из вас. К сожалению, мою позицию разделяют далеко не все...