Но если для метрополий Великий Разлом – угроза временная и не слишком серьезная, то кеметским колониям он доставляет множество проблем. Даже эксперименты магов зачастую представляют опасность для Лангмаланжа и других колониальных земель, как это случилось в тот год, когда из пустыни на плантации вышли живые мертвецы. Инцидент замяли, а арканократоры выплатили компенсацию семьям погибших плантаторов. Но это было скорее недоразумение, чем реальная попытка нанести по колониям удар.
В истории, завершившейся моим бегством, о недоразумениях речи не шло.
Эпидемии на Кемете – явление привычное. В джунглях обитает множество заразных насекомых, а пески порой приносят пустынную лихорадку – бич кочевников. Матросы с кораблей, швартовавшихся в Порт-Анджане, добавляют к прочим напастям Лангмаланжа сифилис и другие дурные болезни, которые бьют по не разбирающимся в сексуальной гигиене неграм. Все эти напасти привычны и легко одолимы. Справиться с искусственной лихорадкой Великого Разлома так и не удалось. Она прошла сама, исчерпав, видимо, свой магический потенциал, и прихватила вместе с собой четверть населения Лангмаланжа.
Мне было восемнадцать, и я начинал перенимать у отца управление нашей делянкой. Такая жизнь меня устраивала. Во-первых, это было приятно. Принимать решения и видеть, как они отражаются на конечном результате – ни с чем не сравнимое удовольствие. Во-вторых, как натура увлекающаяся, я с жаром взялся за дело и посвящал плантации все время. В полях я проводил весь день, а в доме появлялся лишь чтобы прикорнуть; у меня даже появилась тайная чернокожая подружка. Старинных друзей-негров я организовал в группы младших управленцев, убедил отца приобрести еще слуг и дать свободу старикам. Все шло хорошо, пока не пришла эпидемия.
Синтетическая лихорадка распространялась только по воздуху и обязательно поражала человека, стоило ему подойти к зараженному ближе чем на пять шагов. Страшный жар валил людей наземь, отнимая силы и высасывая жизненную энергию. Смерть наступала из-за удушья, когда иссушенные легкие переставали справляться со своей работой. Работавшие в полях кеметцы умирали сотнями и тысячами, надсмотрщики гибли вслед за слугами, а хозяева – вслед за надзирателями. Территории, граничащие с пустыней, опустели наполовину, и тогда из эй-Шаррара в Лангмаланж вошли войска арканократии.
До нас доходили слухи о беспощадных боевых магах, выжигавших плантации и обращавших людей в зомби, с востока к западному побережью потянулись беженцы, а по пятам за ними следовала синтетическая лихорадка. Насколько преувеличены были россказни, мы не узнали: анкемцы не достигли Порт-Анджана. То ли вовремя сработала дипломатия, то ли угрозы начать войну – на сей раз на территории самого Разлома – заставили арканократоров развернуться и увести отряды в эй-Шаррар. А лихорадка продолжала свирепствовать.
***
– Помню, – Ги отставил пустую бутылку в сторону, – как негры не пускали меня в дом, где умирали родители.
Рейнольд молча убрал бутыль со стойки.
– И потому ты уехал?
– Сбежал. – Ги попытался улыбнуться. – Не смог оставаться в Лангмаланже. Это был страшный удар, гораздо хуже, чем даже перспектива быть съеденным каннибалом. Делянку я продал соседу, тому самому, у которого отец некогда выкупил крошечный участок под новый сорт растений. Уступив ему всю плантацию по грабительской цене, я отправился в метрополию. Жизнь на Кемете наносила предательские удары в спину всякий раз когда я входил во вкус и начинал получать от нее удовольствие. И хотя у последних бедствий был вполне определенный виновник, воевать в одиночку с арканократией я не мог и не желал. В конце концов, мне было всего восемнадцать, и передо мной расстилалось непаханое и незасеянное поле возможностей пристроиться в жизни. Необдуманные поступки – бич молодости.
– Молодости? – переспросил Рейнольд. – Тебе сейчас-то сколько? Двадцать пять?
– Двадцать три. Но это ничего не значит!
– Да прям!
Рейнольд показал ему растопыренную пятерню.
– Ты еще действительно молод – это раз. – Он загнул указательный палец. – И волен выбирать. Каждый совершает собственные ошибки – это два, и, раз уж ты покинул Кемет, назад оглядываться не стоит: это удел глупцов и нытиков. Я вижу в тебе таланты – это три, и дураком будешь, если не найдешь им должное применение.
– Таланты?
– Они самые. Один день у тебя ушел на то, чего я добивался две седмицы. А история с этим маньяком! Он целый год потрошил девиц, а встретившись с тобой, меньше чем за месяц отправился назад в ад. Тебе что еще нужно, чтобы поверить в себя?
Не то чтобы Ги в себя не верил. Сам себя он считал человеком умным и толковым, но грубоватая похвала Рейнольда почему-то показалась необычайно приятной.
– Спасибо.
– Да уж не за что.
– Может, заодно подскажешь, что делать дальше? – улыбнулся Ги, и, к его великому удивлению, Рейнольд кивнул.