Р. Яров
КОМПОНЕНТ ГЕНИАЛЬНОСТИ
(Фантастический рассказ)
Дрессировщик обернулся к посетителю.
— Может быть, вы отгоните своего пса? Видите, звери волнуются.
Пес приблизился к самой клетке. Тигры поднялись и заревели. Посетитель уперся подбородком в расставленные пальцы.
— Обратите внимание на другое. Он их совсем не боится. Он как будто бы знает, что за решеткой хищники безопасны, и потому подходит совсем близко. Но они красивы, ваши звери: огоньки среди тлеющих углей. Помните: «Тигр, о тигр, светло горящий…»
Дрессировщик снова взял кусок мяса.
— Не помню. Садитесь, вон табуретка.
— Благодарю вас. — Посетитель сел. — Мне нравится ваше мастерство, но ничего нового вы не делаете. Вы начинаете не с того, чем кончил ваш предшественник, а с того, с чего начинал и он…
— Я сейчас открою дверцу, — сказал дрессировщик, — посмотрим, с чего вы начнете…
Посетитель улыбнулся.
— Не обижайтесь. Вы отличный дрессировщик, я вас потому и выбрал. Но вы принципиально не можете выйти из узких рамок давно достигнутого, потому что животное — объект вашей работы — не меняется, не совершенствуется. Возьмите у меня этого пса, займитесь с ним.
Дрессировщик показал на клетку.
— Неужели вы думаете, что после таких ребят я возьмусь за вашу мелочь… Я…
Пес прыгнул и вцепился дрессировщику в ногу. Посетитель вскочил.
— Пират, сюда! А зачем вы оскорбляете мыслящее существо?
— Черт побери, — дрессировщик растирал укушенное место, — неужели он понял?
— Возьмите его и выявляйте способности. Ну?
— Беру, — сказал дрессировщик…
— Ну-ка, дружок, — музыкант снял пальцы с клавиш, — повтори то, что я сыграл.
Мальчик молчал.
— А если попроще? — Музыкант сыграл гамму.
Мальчик покачал головой. Музыкант погладил мальчика, дал конфету.
— Подожди, мой дружок, в коридоре.
Когда дверь за мальчиком закрылась, музыкант сказал сидящему в кресле посетителю:
— Этот мальчик будет спортсменом, художником, мореплавателем — кем угодно, но не музыкантом. Вы зря привели его.
Посетитель уперся подбородком в расставленные пальцы.
— Портреты ваших учеников глядят со всех афиш города. А у этого мальчика богатые родители…
Музыкант встал.
— Бедных, но талантливых я учу бесплатно. За бездарных не берусь…
У циркового подъезда волновалась толпа; передние колотили каблуками в массивные двери, зачарованно глядели в стекла. По крышам, как лыжники с гор, скользили буквы «Дрессировщик Горацио», «Необыкновенно!!!», «Гениальное животное».
Небо над ярмарочной площадью было все в отсветах вспыхивающих разноцветных реклам.
Не замечая толчеи, Клейн подошел к витрине, взглянул на фотографии. Внезапно, под напором толпы, распахнулась какая-то дверь, людской поток хлынул в здание, увлекая за собой Клейна.
— Остановитесь! — крикнул он. — Куда вы меня тащите? Я вовсе не хочу в цирк.
Но вырваться было невозможно. Перед ним мелькнуло испуганное лицо билетера, он услышал откуда-то снизу полицейские свистки и очутился на галерке. Его прижали грудью к барьеру, стиснули со всех сторон, он почувствовал за своей спиной тяжелый запах винного перегара. Полная темнота, глухой рокот барабанов нагоняли тревогу. Вспыхнул прожектор; на самом дне чуть подрагивающего светового конуса стоял дрессировщик, одетый в обычный костюм с галстуком. У ног его сидел пес, похоже, беспородный. Выждав момент, когда зал затих, пес поднялся, подошел к красно-желтой табуретке, поставленной посреди арены, положил на нее передние лапы и начал раскланиваться.
Аплодисменты усилились.
— Уважаемые зрители, — сильным молодым голосом сказал дрессировщик, — этот пес — самое умное из всех животных, которые когда-либо — не хочу сказать, служили, чтоб не обидеть его, — были близки человеку. Вы сейчас в этом убедитесь сами. Он умеет говорить, не так отчетливо, как мы с вами, но разобрать можно. Он способен отвечать на некоторые очень простые вопросы. А может быть, его пытливый ум пробил дорогу и к более сложным для собаки понятиям. Чтобы выкрики с мест не путали нас, я прошу одного-двух человек пройти сюда и побеседовать.
— Я! — крикнул Клейн.
Толпа раздвинулась. По образовавшемуся коридору он сбежал вниз. Дрессировщик молчал, молчала музыка, публика затаила дыхание.
— Какой у нас нынче день?
Пес поднял морду и медленно, отдельными слогами, сказал:
— Сре-да.
Это было похоже на хриплый лай, и в других обстоятельствах никто ни о чем ином и не подумал бы, но сейчас все отчетливо разобрали нужное слово.
— Какой месяц?
— Сен-тяв.
Клейн чувствовал на себе сотни взглядов, но они уже не смущали его. Какая-то давно, казалось ему, утраченная радость, радость артиста, безраздельно владеющего вниманием зала, охватила его. Он открыл рот, чтобы задать еще вопрос, но ничего не успел спросить: сверху, с того места, откуда он спустился, раздался крик:
— Обман! Чревовещание!
Клейн поднял руку.
— Я свидетельствую…
Но верзила в заломленной набок шляпе, тот самый, который упирался локтем в его спину и дышал винным перегаром, уже протискивался через толпу.
— Убирайтесь вон, шарлатаны!