В душе Кидди тщательно вымыл голову, потрогал подбородок, которому пока еще крем от щетины не требовался, постоял под ледяными струями, стараясь не смотреть в лицо матери, и, оставляя мокрые следы на полу, вышел на кухню. Дыхания отца слышно не было, что говорило только об одном – он проснулся, но Кидди не стал заходить в комнату, торопливо оделся и выбрался на галерею. В ущельях между гигантами еще стояла ночь, но стена дома напротив успела поймать первые лучи солнца и сияла розовым, бликуя стеклами приоткрытых окон. На парковочной площадке среди двух десятков купе стоял Джеф.
– Ты как здесь? – удивился Кидди. – И что с тобой случилось?
Синий костюм орга был разодран, количество ссадин на лице увеличилось. Точнее те, что возникли по вине Кидди, сменились другими. Не хватало одного уха, волосы покрывала подсохшая белая слизь.
– Джеф прибыл по причине важности.
Кидди ожидал услышать голос Михи, но вздрогнул при первом же звуке.
– Гостья хотела лишить Джефа голоса, который установил Джефу хозяин. Джеф уходил от гостьи, она разорвала костюм Джефа, потом пыталась разбить ему голову. Сломала уличный пылесос.
– Ты не обидел ее, Джеф? – спросил Кидди.
– Джеф не вступал в контакт с гостьей, – монотонно ответил орг. – Джефу не требуется ремонт. Авторегенерация пластика закончится через пять дней, если контакт со стороны гостьи хозяина не повторится.
– Что значит «причина важности»? – не понял Кидди.
– Старый хозяин программировал Джефа, что сообщения со словом «важно» следует передавать ему немедленно. Джеф всегда готов изменить программу в пределах доступных умений. Ночью гостья хозяина потребовала, чтобы я передал информацию хозяину относительно Рокки Чена. Она сказала, что это очень важно. Я прибыл сюда, потому что не мог иначе передать информацию: чиппер хозяина был отключен.
Кидди с досадой щелкнул браслетом.
– Теперь включен, – констатировал орг. – Информация. Рокки Чен связывался с Моникой с помощью телефона.
– С помощью чего? – не понял Кидди.
– С помощью телефона, – повторил Джеф. – Телефон установлен в баре в местечке под названием Лосиный Ручей. Связь производилась через диспетчера опекуна.
– Это далеко? – Кидди шагнул к купе.
– Полторы тысячи километров к северо-западу, – ответил Джеф.
– Где сейчас Моника? – спросил Кидди, отодвигая в сторону дверь салона.
– Дождалась медпомощи и улетела.
– То есть? – Кидди обернулся. – Зачем ей медпомощь?
– Она рассекла себе запястье, – Джеф вытянул руку и несколько раз взмахнул над ней второй рукой. – Вот так. Потом села на край бассейна и опустила в него ноги. Через полчаса прибыла медицинская помощь. Джеф считает, что опекун среагировал на изменения в состоянии гостьи хозяина. Гостье были введены лекарственные средства, кровопотеря возмещена физиораствором, рана обработана дермоуретаном. Затем ее погрузили в купе медпомощи. Перед отлетом гостья смеялась, что если бы она вызвала купе, оно прибыло бы быстрее, чем медпомощь.
– Зачем она это сделала? – прошептал Кидди.
– Джеф считает, что это поломка, – монотонно заметил орг.
– Какая поломка? – не понял Кидди.
– Поломка гостьи, – ответил Джеф и постучал себя по голове. – Вот здесь.
Это был тот самый странный день, который случается с каждым. Его узнаешь сразу, потому что он настигает тебя мгновенно, а не потом, не после, через годы или упущенные минуты. Он приходит и говорит «это я» и этим напоминает мгновения счастья, которые подобны светлякам в ночном лесу – ни с чем не спутаешь, конечно, если не испугаешься и не рванешь в сторону. Это день застывших предчувствий. Некоторые его минуют, почти не замечая, как проживают, не замечая, всю жизнь, так, что-то закололо в груди, или вдруг прихватил смешок на ровном месте, но чаще всего не заметить его невозможно. Вот мальчишка, воспользовавшись тем, что его мамаша увлеклась разговором с подругой, раскачивает качельки так, что они взмывают вертикально вверх и, вместо того чтобы опрокинуться к его облегчению на противоположную сторону, застывают на мгновение вертикально вместе с испуганным вскриком матери и расширенными зрачками мальца. Все обойдется, через мгновение они или перекинутся через железную ось, или пойдут обратно, но вот это мгновение наверху – это день предчувствий. Минуты обращаются в стеклянные шарики. Они падают медленно и монотонно. И каждый из них разбивается на шестьдесят ледяных иголок. И каждая иголка вонзается в обнаженное тело. И ты ползешь и зализываешь раны, и закрываешь беззащитное собой, и спасаешься от пронзительного взгляда тем, что окунаешь губы в лоно, и пьешь его, пьешь, и когда добираешься до лица, то видишь, что глаза замутились от нежности и губы не способны вымолвить резкое.
– Слишком хорошо.
– Ты о чем?
Сиф завернулась в одеяло, выскользнула на террасу и оседлала сухое дерево, прижавшись к нему разгоряченной плотью.
– Ты о чем?