Кидди чувствовал эту тоску. Сначала ему казалось, что источник ее Луна, резкие тени за окнами, гудение псевдограва. Обреченность, исходящая от заключенных и пропитывающая каждый метр внутренней обивки тоннелей базы. Но люди рядом смеялись, работали, огорчались и радовались, терпели и забывали о терпении, и Кидди понял, что тоска преследует его по пятам только потому, что им же и порождается. Он старался привыкнуть к ней все восемь лет, но с каждым годом она только разгоралась. В последний год, когда тоска захлестывала невыносимо, Кидди стал приходить в бар, садиться в углу, чтобы видеть руки Магды, и смотреть на них. Они его успокаивали. Сначала на ее месте работали другие женщины, а на излете седьмого года службы Кидди появилась Магда.
Еще на Земле Кидди удивлялся, зачем нужны люди в тех сферах, где их давно уже могут заменить автоматы. Те же кафе, в которых и студенты, и представители бесчисленного офисного народа торопливо утоляли утренний и обеденный голод, давно приучили его выбирать автоматическое обслуживание, чтобы сэкономить время. Понимание пришло на Луне. Человеку нужно общение. Даже если оно ограничивается обменом двумя или тремя словами и видом себе подобного по ту сторону стойки.
Магда была первой женщиной, которую Кидди не сравнивал с Сиф. Остальных он сравнивал с Сиф невольно, точнее всегда, когда обращал взгляд на женщин, видел только Сиф.
Магда после долгого перерыва оказалась первой женщиной, которую Кидди сумел по-настоящему разглядеть. Она была почти такого же роста, что и Кидди, но за стойкой казалась выше. Черты ее лица были бледными и простыми, но при ближайшем рассмотрении удивляли тонкостью и изысканностью. Улыбка касалась ее губ непрерывно, но словно не проникала внутрь. Магда была как зеркало. Для всех кроме Кидди. Она отражала чужие улыбки их подобием, не слишком тонкие шутки – такими же улыбками, вела себя так, что вся та грязь, которая неминуемо накапливается в отношениях между замкнутыми в конечном пространстве людьми, миновала ее, не касаясь. Кидди приходил в бар, усаживался у окна, оставляя за спиной усыпанную звездами черноту, и смотрел на Магду. На ее быстрые руки с тонкими пальцами, которые то управлялись с барной утварью, то поднимались к высокому лбу, чтобы заложить светлую прядь за маленькое ухо с зеленой сережкой. На ее профиль, который становился смешным, когда она выпячивала нижнюю губу, чтобы утомленно дунуть вверх и шевельнуть упрямую челку. На ее грудь, обычно обтянутую темной блузкой.
Вот только взгляд не удавалось поймать. Она не смотрела в его сторону, если и принимала заказ, то взгляд ее обычно продолжал блуждать где-то среди столиков. Кидди приходил в бар все чаще и чаще, и однажды, когда он в очередной раз получал облегчение в душевой кабине, вдруг понял, что впервые представляет себе не Сиф, а именно эту светловолосую землянку, которая за первые три месяца работы на базе «Обратная сторона» так и не выказала хотя бы кому-нибудь предпочтения.
Она заговорила с ним первая. Ее смена подходила к концу. Кидди потягивал горячий кофе, слушая странно поселившуюся в баре древнюю музыку, а Магда протирала стойку. Он поднял блюдечко, чтобы не мешать ей, но все-таки столкнулся с Магдой пальцами. Она замерла именно так, как должна была замереть. Потом подняла глаза на него и сказала:
– Ерунда это все.
– Что? – хрипло спросил Кидди.
– То, что тюрьму построили на обратной стороне Луны. Надо было строить на лицевой стороне. Тоску наводит не то, что не видишь Землю, а то, что видишь ее.
Кидди не нашелся, что ответить ей, но дождался конца смены и пошел вслед за ней по коридору вплоть до ее комнаты, которую она открыла и молча пропустила его внутрь. А потом и перебралась к нему. Кидди только один раз спросил ее:
– Почему?
– Что почему? – переспросила она, хотя поняла все сразу.
– Почему я, а не кто-то другой?
Она пожала плечами, и он больше об этом не спрашивал, вот только теперь мучился, почему он сразу не взял ее с собой на Землю. Взял бы, и не было бы этой идиотской встречи с Моникой. Ничего бы не было.