Компромат на кардинала

Я заметно смутился тем, что позабыл, с кем общаюсь. Отец Филиппо мгновенно почувствовал мою неловкость. До сей поры мы стояли; теперь же он предложил нам сесть, сам опустился в pоltrona35, и тон беседы мгновенно переменился: она сделалась приятной, светской, дружеской. Не могу вообразить себя в такой беседе с нашим отцом Алексием! Уж его-то щекастое лицо, обрамленное окладистой, ухоженной бородой, нисколько не напоминает лик подвижника и аскета. Сразу скажешь, что отец Алексий более всего ценит чревоугодие и попущает всем своим мирским слабостям с великой охотою. Заботы паствы волнуют его чрезвычайно мало, вот пожертвования на благо прихода – дело совсем другое! А послушаешь его, так и вовсе уши вянут. Косноязычные пересказы слова божия, под коими наш приходский «падре» пытается скрыть неразвитость мыслительную и убогость духовную!

Отец Филиппо отнесся ко мне с истинно отеческим интересом и радушием – конечно, прежде всего потому, что меня привел и рекомендовал Серджио. И заговорил именно о том, что волновало меня более всего: о живописи.

– Я наслышан хвалебных отзывов о ваших этюдах, – сказал он, делая мягкий жест в сторону Серджио и показывая, что эти отзывы принадлежат именно ему. – Сын мой говорил, что вам удается передать сходство лиц с необыкновенной, поразительной точностью. Это замечательно. Знаете ли вы, что когда в XV веке хотели похвалить художника, его называли «обезьяной природы»: художники мечтали быть только верным зеркалом, копиистами. А вы считаете ли себя «обезьяной природы»?

– Да, конечно, первым достоинством молодого художника является умение точно копировать то, что он видит, будь то голова молодой девушки или рука скелета, – неуверенно проговорил я. – Овладев этой способностью, можно в конце концов точно воссоздать и то, что создало воображение художника, если, конечно, душа подскажет ему удачный сюжет.

– А ваша душа что подсказывает вам? – поинтересовался отец Филиппо.

Я замялся. Рассказывал ли ему Серджио о моих намерениях? Во время наших с ним чрезмерно длинных бесед, во время совместных прогулок по Риму, когда мы взахлеб делились своими честолюбивыми планами, я говорил о желании изобразить древнейшую пору Рима, причем на фоне величавых античных сооружений должны быть запечатлены величайшие из людей, прославившие сей город, от Энея и Рема до Юлия Цезаря и Марка Аврелия. Но мне показалось не вполне уместно прославление языческих героев в этом храме католического благочестия, в присутствии почтенного прелата, и я пробормотал что-то вроде:

– Мне бы хотелось изобразить собрание людей мудрых и многоопытных, причем это будут не вымышленные, а действительно существовавшие мужи, однако жившие в самые разные эпохи.

– Понимаю, – серьезно взглянул на меня Филиппо, и видно было, что он действительно понял мой замысел. – Некогда один богатый старик по имени Джованни Франческо Лодовико заказал Корреджо картину, изображающую Santissimа Madonna36 со Спасителем на руках. Он захотел, чтобы вокруг трона Марии стояли все три его, святых покровителя: святой Иоанн Креститель, святой Франциск и святой Людовик, король Франции. Меня всегда разбирало любопытство: о чем могут разговаривать эти лица, которых в действительной жизни разделяло столько веков? То есть вам, когда вы станете обдумывать свое будущее полотно, надобно подумать об идее, которая объединит все ваши персонажи, чтобы сразу было видно: эти люди, жившие в разные эпохи, не по случайной воле собраны на картине, а неким вышним произволением, давшим знак художнику. Что вы так смотрите на меня, сын мой? – Отец Филиппо слегка усмехнулся. – Я что-то сказал не так?

Я только и мог, что покачать головой, пораженный тем, как этот человек, знакомый мне какой-нибудь час, столь точно угадал мои мысли. Но странная немота сковала меня, я стеснялся выразить свое восхищение и только нервически кивал.

– Наверное, это будет напоминать колоду для игры в тарокк, – пришел мне на помощь Серджио, решив шуткою снять опутавшую меня застенчивость. – Не так ли, отец мой?

– А кто исполнит роль папессы Иоанны? – лукаво пробормотал отец Филиппо. – Какая-нибудь Фрина?

Имя знаменитой римской куртизанки, с которой, по преданию, была изваяна Фидием Венера, я знал – и несколько оторопел от этой шутки, сразу вспомнив скоромные рассказы англичанина возле собора Нотр-Дам. Но не смог удержаться – спросил, что это за карты такие?