Клавдия уже перестала следить за маршрутом движения. Да если бы и следила, все равно бы запуталась в этих переходах, подворотнях, сквозных каменных дворах, схожих меж собою как две капли воды, каких-то мрачноватых задворках и мусорных свалках с фонтанирующими из-под ног бродячими кошками.
Интересно знать, с какой стати Меньшиков благословил ее на это нелепое путешествие?
— Ну, милая, вот мы и пришли, — наконец объявила старушка, подведя Дежкину к оббитой металлом двери в каменной стене.
— Н-да, бабушка… Спасибо, что не заставили лезть через забор, — не удержалась от реплики Клавдия. — Может, хотя бы теперь вы мне объясните, что все это значит?
Старушка улыбнулась, обнажив рядок мелких пожелтевших зубов и, подняв с земли сучковатую палку, что есть мочи ударила ею по железной двери.
— А теперь прощай, милая, — сказала она. — Сама сейчас все узнаешь…
С этими словами она отворила дверь и жестом приказала Клавдии войти.
Пожав плечами, та повиновалась.
Дверь захлопнулась, и Клавдия погрузилась в непроглядный мрак.
Зажав в зубах незажженную сигарету, Чубаристов нервно расхаживал взад-вперед по комнате, отведенной для проведения допросов. В крошечном мрачном помещении не было вентиляции, и спертый воздух особенно досаждал. Вялый свет настольной лампы отбрасывал тень следователя на стену.
Наконец, после нескольких минут томительного ожидания, дверь открылась и в кабинет ввели скрюченного прихрамывающего старичка, похожего на засохший чернослив. Виктор Сергеевич не сразу признал в нем Павла Клокова. Полнейшее несоответствие с архивным снимком. Даже не верится… Сгорбленная спина, трясущиеся руки. Длинная борода клочьями торчит в разные стороны. От шевелюры на голове осталась лишь редкая поросль, окаймляющая блестящую лысину. Пухлые вены рисуют затейливые узоры на сморщенной шее.
Что же стало с легендарным Дум-думом? Отчего он так «перевоплотился»? За Клоковым всегда тянулась слава первого щеголя. С ног до головы обвешанный «рыжухой» (золотыми побрякушками), он носил костюмы исключительно от Армани и Версачче, выписывал из Франции коллекционные модели галстуков, а тут вдруг на нем линялые джинсы и вязаная кофта с протертыми рукавами, явно с чужого плеча. Без слез не взглянешь…
— Вот, привел, — конвоир, молоденький верзила, подтолкнул своего подопечного в спину.
— Ты свободен, — сухо сказал конвоиру Чубаристов.
— Иди-иди, оставь нас, — закивал головой Клоков. — Будь умницей.
— Понял, — и верзила послушно выскользнул в коридор.
У Чубаристова не было сомнений, что паренек в первую очередь откликнулся на приказание Клокова, будто слово старика было для него законом. Неужели и здесь Клоков за каких-то пару дней успел навести свои порядки?
Они молча стояли друг против друга, будто выжидая, кто же заговорит первым.
— Ну? — не вытерпел Виктор Сергеевич. — Долго будем глазки строить?
Старик в ответ не проронил ни звука, лишь облизал ссохшиеся губы, продолжая с нескрываемым вниманием рассматривать Чубаристова.
— У меня нет времени на перемигивания, — дряхлый стул жалобно скрипнул под Чубаристовым, когда тот занял свое следовательское место, откинулся на спинку и скрестил руки на груди. — Вы искали встречи со мной. Вот, я здесь, я пришел.
— Спасибо, — тихо произнес Клоков. — Впрочем, иначе и не могло быть.
— Неужели? — иронично поинтересовался следователь. — Какая самоуверенность. Вы не стесняйтесь, присаживайтесь.
Клоков склонился над железным табуретом, ножки которого были намертво приварены к полу, несколько раз плавно провел ладонью по сиденью и, словно чего-то испугавшись, резко дернулся в сторону. Прислонился к шершавой стене и виновато помотал головой:
— Спасибо, я постою, если можно.
— Можно. — Виктора несколько озадачило странное поведение Клокова. Более того, в его душе уже начинали закрадываться сомнения насчет нормальности Дум-дума. Действительно, внешний вид старика (в особенности лихорадочно мерцавшие глаза) наталкивали на мысль: а не сбрендил ли он окончательно? — Я слушаю вас.
— Давайте перейдем на «ты», — предложил Павел. — Мы же почти ровесники…
— Не возражаю, — пожал плечами Чубаристов. — Кстати, для своих сорока с хвостиком выглядишь ты хреново, прямо скажем. Сдаешь, сдаешь…
— Значит, уговорились? — оживился Клоков, сползая по стене на корточки. — Я могу называть тебя просто Витей?
— Почему нет? Валяй. Только ближе к делу.
— Прежде чем я начну говорить… — Павел вдруг зашелся в хриплом клокочущем кашле, его тело начало изворачиваться, как при падучей, глаза вылезали из орбит.
Чубаристов не мог скрыть появившейся на лице брезгливости и, чтобы отвлечься от этого неприглядного зрелища, закурил сигарету, понимая, что в непроветриваемой комнате этого делать не надо бы.
Кашель отпустил Клокова, но он еще долго не мог успокоить сбившегося дыхания.
— Как не вовремя, ч-черт побери… — сказал он.
— Воды? — Виктор потянулся к стоявшему на углу стола графину.