Эта уже не совсем молодая женщина-следователь чем-то ужасно нравилась Подколзину. Ему хотелось ее очаровать. А он знал, что лучше всего выглядит, когда на плече у него телекамера и он в самой гуще событий.
— Хочу, — сразу согласилась Клавдия.
— Давайте завтра и встретимся. Я собираюсь коммунистическую тусовку снимать. На Октябрьской площади. Придете?
— А можно я не одна приду? — Клавдия обрадовалась, как девчонка.
— А кто еще? — поинтересовался довольно сурово Подколзин.
— Ой, Мишенька, это такой хороший парень. Вениамин его зовут. Веня. Он у нас в лаборатории работает, но мечта — стать оператором. Он просто бредит этим.
— А-а… — смягчился Подколзин, — пусть приходит. Только не мешать.
— Как мышки, — смешно сморщила нос Клавдия.
Оператор наконец вставил в видеомагнитофон кассету, и по экрану поплыли голые тела. В общем, красиво.
— Давайте пропуск, я отмечу, — предложил оператор.
Клавдия подала бумажку.
— «Клавдия Васильевна Дежкина, — прочитал Подколзин вслух. — Следователь горпрокуратуры». А вот как вас на работе зовут? Клавдия? Клава?
— По-разному. Но один мой друг здорово придумал — госпожа следователь.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
— Милая, ты услышь меня! — фальшиво мурлыкал шофер, безбожно перевирая мотив. На лице его блуждала глуповато-блаженная улыбочка. Судя по всему, этот незатейливый вокал доставлял исполнителю истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение. — Ми-илая, до сих пор стою я с гита-а-арою!..
— Под окном, — хмуро поправил Подколзин.
— Чего-чего? — оживился шофер, словно получив подтверждение, что и у него есть благодарный и внимательный слушатель.
— Не «чего-чего», а «где-где», — отозвался оператор, даже не взглянув в сторону спросившего. — «Под окном стою…» Классику знать надо.
Шофер бодро кивнул и, ничуть не смутившись, продолжил песнь тугоухого влюбленного.
Клавдия усмехнулась и негромко сказала Подколзину:
— Непростая у вас работа, как я погляжу.
— То ли еще бывает, — философски откликнулся тот.
Веня молчал. Он пожирал взглядом сутуловатую фигуру сидевшего чуть впереди него оператора и, казалось, не верил собственному счастью: он находится в непосредственной близости от настоящего… да-да, самого настоящего профессионала, выпускника ВГИКа и прочее.
Дежкина, понимая состояние своего юного коллеги, не докучала ему разговорами.
Подколзин, между тем, нервничал. Он то и дело поглядывал на часы, а затем бросал нетерпеливые взгляды за окно на проносящиеся мимо индустриальные пейзажи, раздраженно покусывал губу, когда микроавтобус замирал у светофоров, и просто-таки не мог дождаться, когда же путешествие подойдет к концу и они окажутся на месте назначения.
— Ми-и-илая!.. — продолжал гундосить шофер.
— Послушай-ка, милая, — не вытерпел оператор и повернулся к водительскому креслу, — нельзя ли побыстрее, а? Иначе мы приедем аккурат к самому финалу.
Шофер невозмутимо пожал плечами.
— У меня задача простая, — с дружелюбным упрямством отвечал он, — доставить вас на точку. А уж остальное, извиняйте, не моя печаль. Молитесь еще, чтоб в пробку не попали. А то такие тут пробки бывают — три часа стоять можно и не сдвинешься. Тю-у-у… — протянул он с детским восторгом, нажимая на педаль тормоза, — а вот и она, милая, я же предупреждал! Я уж знаю, это как закон: если поблизости митинг, так сразу и пробка на дороге. Проверено на опыте. Ми-илая, ты услышь меня-а!..
На этот раз слова романса, надо думать, впрямую относились к скоплению автомобилей, намертво перегородивших проезжую часть.
Тут были и рейсовые автобусы, и оказавшиеся впритык к ним шестисотые «мерседесы», и горбатенькие старые «Запорожцы» с задранной кверху куцей выхлопной трубой. Водители троллейбусов ругались меж собой из открытых окон, однако ругань была какая-то ленивая, незлобная. Сразу видно, людям скучно и нечем себя занять.
— Подавай назад! — закричал Подколзин, но, увы, было поздно: микроавтобус мгновенно оказался зажат со всех сторон гудящими машинами, безуспешно пытающимися лавировать в этом столпотворении.
— Говорил тебе: дворами поезжай! — сердито рявкнул оператор.
— И на старуху бывает проруха, — невозмутимо отвечал шофер. — Ничего, не переживайте. Где наша не пропадала!
Он крутанул руль влево, и машина рывком двинулась назад.
Тотчас послышался глухой звук удара и звон бьющегося стекла.
— Вот теперь приехали, — со вздохом сообщил шофер и полез из кабины.
— Куда прешь? — заорали откуда-то сзади. — Курдюк штопаный, куда прешь?
— Сам ты штопаный! — раздался в ответ голос шофера, прозвучавший, кстати сказать, с неожиданной силой и энергией. — Что, совсем ослеп? Не видишь, куда едешь?
— Да ты!..
— Сам такой!
— Все понятно, — зло произнес Подколзин, подымаясь с места. — Дальше идем пешком. Эти пролетарии теперь долго разбираться будут…
— Что это вы так не любите пролетариев? — с невинной интонацией поинтересовалась Клавдия.
— Пролетариев я люблю, — возразил оператор. — На расстоянии. Я не люблю, когда они начинают разбираться.
— Это почему же? — продолжала допытываться Дежкина.
— А вы сами послушайте, — все и поймете.