Компромат

— Довольна? — горпрокурор с сердитым видом положил трубку на телефонный аппарат. — По твоей милости я почти что дурачком выгляжу…

— Анатолий Иванович, — сказала Клавдия. — Я чувствую, заваривается крутая каша… Мне нужен ордер на обыск обменного пункта, где произошла вчерашняя встреча.

Понедельник. 13.04–14.11

Клоков остервенело вгрызался зубами в пышный гамбургер и мгновенно перемалывал его своими бульдожьими челюстями. Майонез стекал по небритым щекам и, если бы не салфетка, обязательно попал бы на воротник новенькой белой рубашки.

Чубаристов терпеливо наблюдал за трапезой Дум-дума, механически катая по столу незажженную сигарету. Он знал, что до тех пор, пока Павел не справится с вожделенным завтраком, разговора не получится.

— Приборчик принес? — спросил Клоков, слопав последний кусище.

— Как заказывал, — Виктор откинул крышку кейса, в котором уютно разместился миниатюрный пеленгатор американского производства ценой в триста пятьдесят «зеленых». Да уж, эта заморская штучка влетела Чубаристову в круглую копеечку, но он надеялся с ее помощью получить огромную прибыль в виде бесценных показаний свидетеля.

Прибор представлял собой маленькую металлическую коробочку, на верхней панели которой были размещены две лампочки — красная и зеленая. Если при включении загорается зеленая лампочка — значит, замаскированных микрофонов в помещении нет. Если же красная — лучше помалкивать. К сожалению, это чудо современной шпионской техники было лишено способности «глушить» подслушивающие устройства, оно всего лишь предупреждало об опасности.

— Ну, включай, — сказал Клоков, и его глаза нервно задергались.

Виктор повернул крохотный рычажок. Несколько мгновений прибор молчал, будто раздумывал, какое принять решение. Наконец раздался тоненький писк и часто замигала зеленая лампочка.

Клоков и Чубаристов, не сговариваясь, вздохнули с облегчением. Допрос начался, хоть намечавшуюся приватную беседу с большой натяжкой можно было окрестить допросом.

— Я рад, что ты оказался не таким простаком, — тихо сказал Павел. — Ты вовремя понял, на что я тебе намекал. Ты вновь пришел ко мне и не пожалеешь об этом.

— Значит, все-таки Долишвили?

— Он самый…

— Что ты про него знаешь?

— Все, до мельчайших подробностей. Я прожил бок о бок с ним пять лет, а этого времени вполне достаточно для того, чтобы по памяти пересчитать все родимые пятнышки на его лице.

— С трудом верится, — мягко возразил Чубаристов. — Я не о родимых пятнах, о другом… С тех пор как Резо убили, я допросил десятки свидетелей, но в их показаниях ты ни разу не упоминался. Ни разу! Не было даже самого слабого намека:

— Сработало… — загадочно улыбнулся Клоков.

— Что сработало?

— Новая стратегия сработала.

— Не понимаю, объясни.

Сердце Виктора заныло от предвкушения чего-то значимого, прежде необъяснимого. В каком бы направлении он ни продвигался, рано или поздно следствие заходило в беспросветный тупик. Неопровержимые, казалось бы, факты вдруг начинали противоречить друг другу, получалась какая-то маразматическая смесь из версий, улик, показаний. Чубаристов был упрям, он снова и снова пытался взять мозговым штурмом крепость, состоящую из неразрешимых загадок, но тщетно. Неужели скоро все встанет на свои места и разрозненные звенья скрепятся в единую цепочку?

— Не торопись, Виктор, — покачал головой Дум-дум. — Ты забыл о сделке.

— О какой еще сделке?

— О нашей с тобой. Услуга за услугу. С моей стороны — полная открытость и откровенность… Ничего не утаю, отвечу на все вопросы.

— А с моей стороны? — напрягся Чубаристов.

— Видишь ли… Любой другой человек, оказавшийся на моем месте, давно бы уже сошел с ума или покончил с собой. Но я страстно люблю жизнь. И пятнадцать последних месяцев стараюсь эту жизнь сохранить. Порой казалось, что это, увы, невозможно, но в самый последний момент открывалась та потайная дверца, за которой было спасение. Но я дорого заплатил за это спасение. Я потерял все, что у меня было, — верных друзей, положение в обществе, богатство, здоровье… Я нищий. У меня за душой ни гроша.

— Неужели не успел ничего заначить?

— Не успел воспользоваться заначкой, — горестно вздохнул Клоков. — Я болен, Виктор. Болен серьезно. Все началось с того, что я вдруг начал подыхать. Подыхать в прямом смысле — постоянные обмороки, судороги, припадки, кровь носом. Мой личный врач, сука, посоветовал бегать перед сном. «У вас, — говорит, — отложение солей». А ведь он тогда знал, сволочь такая, что меня талием травят.

— Талием?

— Ну да! Никогда не слышал про талий? — Павел удивленно вскинул брови. — Мой тебе совет, если хочешь хорошенько травануть тещу там или жену, воспользуйся талием — незаменимая штуковина. Распознать этот яд в человеческом организме практически невозможно.

— При современной-то технике?